Среди нас был тот, кто сделал это. Седой невысокий мужчина с подвижным молодым лицом. Френсис Дрэйк. В 1960 году он отправил радиопослание к звезде Тау Кита. Он из Корнельского университета, что находится в городе с вызывающим именем Итака. Но ведь это же название острова, бывшего родиной Одиссея. Одиссей. Первопроходец. В 1960 году Дрэйк выглядел, пожалуй, той первой ласточкой, которая не делает весны. Бюраканская конференция стала свидетельством того, что весна пришла. Ранняя и дружная.
Увы, далеко не все на симпозиуме было так романтично, как ожидалось. Изрядную долю выступлений составляли доклады по сугубо земным проблемам, не отмеченные к тому же полетом фантазии в будущее.
Ученые подводили итоги данным земных наук. Они знали, что стоят на стартовой площадке, и заботились об укреплении ее грунта.
Астрономы, например, объясняли нам, почему планеты не налетают друг на друга, не сталкиваются. Оказывается, просто потому, что все большие тела солнечной системы, которые только могли столкнуться друг с другом, уже это проделали.
Кроме того, астрономы делились своими данными о планетных системах, существующих в космосе. Выяснилось, что можно быть уверенным в абсолютной реальности лишь одной из них, и то нашей собственной. Небогато. Правда, есть «летучая звезда Барнарда», которая ведет себя в поле телескопа так, будто ее отклоняют от теоретически обязательного пути силы притяжения, исходящие от невидимых планет. И есть десяток-другой звезд, о которых можно сказать то же самое с еще меньшей уверенностью.
Да, точные науки далеко не во всем точны.
Но тут, слушая астрономов, мы подошли к положению, которое стало стержнем конференции, определило в ней все: от хода заседаний до резолюции.
Был назван (конечно, далеко не впервые) первый постулат проблемы внеземных цивилизаций. Первый и основной, как сказал Иосиф Шкловский.
Вот он в самой сжатой формулировке.
Мы не знаем в мире уникальных явлений. Почему же сами мы должны быть таким явлением?
Мы — это и Галактика, и солнечная система, и Земля, и жизнь на ней, и человек, и общество…
Постулат — положение, принимаемое без доказательства. Увы. Но что делать, если доказательств нет? Вот ученые и старались вывести из одного-единственно-го постулата все возможные следствия.
Шкловский сравнил проблему внеземных цивилизаций с геометрией, тоже ведь основанной на постулатах.
Сравнение было утешительным, но не очень. Впрочем, выхода не было. Налицо имелась Земля, мы на ней жили — с этого и надо было начинать. И наш маленький земной шарик превращался в модель бесконечного множества других миров. Представителем всех форм жизни была наша жизнь, всех форм общества — наше общество. «Путешествие на Землю» заменяло пока все остальные путешествия, за исключением тех, которые предпринимали фантасты.
Одна «незадача»: высчитывая возможное число обитаемых миров, требовалось учитывать среднюю продолжительность существования цивилизации. И тут уж нам брать за основу было нечего. Наша-то цивилизация живет!
— От сотни до тысячи световых лет, — говорили оптимисты. — Вот оно, среднее расстояние между цивилизациями.
Никто как будто и не спорил прямо с этим выводом. Но неофициальный опрос, проведенный среди участников, дал куда более грустную среднюю цифру: на каждую галактику должно приходиться примерно по полцивилизации. Получалось, что мы с вами уже заполнили «квоту», выполнили норму не только для своей Галактики Млечного Пути, но и для ближайшей из соседних.
А где истина? Неизвестно. Чтобы провести круг, требуются три точки. А у нас всего одна — Земля. И земные условия начинают порой казаться единственно возможными для жизни. Земля, наша родина, оказывается тогда уже не представителем возможных обитаемых миров, а образцом, эталоном для них. Не слишком ли узка такая точка зрения?
Земные условия возводят в абсолют, когда считают, что все живые существа освоили только знакомые нам температуры от —60 до +70° (по Цельсию); когда считают, что для всякой жизни и где бы то ни было необходимы три компонента — углерод, водород, кислород (такой взгляд обосновывал 60 лет назад биолог Гендерсон, и Карл Саган ядовито заметил в адрес покойника, что тот, как землянин, не мог быть беспристрастным); и тогда, когда полагают, что жизнь возникает только в системах звезд того же типа, что Солнце; и тогда, когда доказывают, что жизнь возникает только на планетах каких бы то ни было звезд…
Спутникам звезд противопоставили небольшие холодные звезды и вообще темные тела, образовавшиеся где-нибудь в стороне от светил. Правда, тут же в ожесточенном споре выяснилось, что жизнь на холодной звезде должна получать тепло изнутри планеты, и тепла потребуется для жизни столько, что поверхность должна будет расплавиться, значит… Но в ответ последовало утверждение, что атмосфера холодной звезды может создать на ней парниковый эффект, и нужное тепло накопится в тамошнем воздухе постепенно, без повреждения звездной коры.
— Это тепло станет распространяться по всей поверхности равномерно, не будет температурных перепадов, а жизни — это известно точно — противопоказано энергетическое равновесие.
— Почему же обязательно равномерно? На Земле есть вулканы, есть почвы, которые по-разному подогревают внутреннее тепло нашей планеты, почему же на холодной звезде должно существовать такое уж строгое равновесие?
Примерно так спорили друг с другом советские физики Николай Кардашев и Владимир Мороз. Но пока что без ответа остался важнейший вопрос о населенности холодных звезд, впервые в науке поднятый английским астрофизиком Харлоу Шэпли.
Слишком «приземленным» назвали и мнение, будто жизнь может существовать лишь в форме жидкой среды с твердыми вкраплениями. Правда, уравнять в качестве основы жизни всевозможные состояния вещества так и не удалось. Ученые сошлись на том, что газообразное живое существо невозможно, поскольку в газах продукты химических реакций быстро рассеиваются. Несколько дольше, но тоже без энтузиазма обсуждали возможность твердых живых тел (кристаллических?). Гораздо больше интереса вызвала возможность существования живых существ на основе плазмы. С такою возможностью соглашались далеко не все. Особенно решительным противником этой идеи проявил себя профессор Т. Голд из США. Но под напором оппонентов он неожиданно сделал изобличившее его признание. Оказывается, именно Голд подсказал английскому астрофизику и писателю Ф. Хойлу для фантастического романа идею «Черного облажа» — огромного существа из плазмы, странствующего от звезды к звезде.
Но, пожалуй, дальше всех зашел в борьбе с привычкой связывать феномен жизни со знакомыми нам по Земле условиями академик Гинзбург.
Собственно, его прямо призвали к этому, попросив высказать свой взгляд на возможность существования во вселенной «других физик», а точнее, областей с физическими законами, отличными от тех, которые мы знаем.
Академик Гинзбург сказал примерно следующее:
— Знаете, когда я услышал это предложение, первой мыслью было: хватит с нас и обычной физики.
Нас могут спросить, откуда мы знаем, что на другой планете та же физика, что на земле? Мы ведь там не были.
Конечно, у ученых в запасе простой ответ: и на Марсе мы не были, и на Земле есть островки, где человеческая нога не ступала. Но все человеческое познание основано на принципе: в тех же условиях те же явления. И все-таки… Все-таки где-то ведь могут быть другие условия.
Другие законы могут действовать лишь при других условиях, но история мира достаточно длинна, и в иные эпохи условия и законы могли быть не теперешними.
Мы знаем, что привычные нам теории не в силах объяснить процессы, идущие внутри нейтронных звезд с их чудовищной плотностью. Для таких звезд надо создать квантовую теорию гравитации…
Тут же Гинзбург предложил новый термин для нашего земного общества с учетом его физической основы — молекулярная цивилизация — и обратил внимание на принципиальную возможность других цивилизаций. Вот американский ученый Дж. Коккони, например, доказывает возможность жизни, построенной не из молекул и атомов, а из других сочетаний элементарных частиц.