Выбрать главу

К сожалению, жить на побережьях сразу стало опаснее — пираты, как известно, появились одновременно с первыми моряками — точнее, первые моряки стали пиратами «по совместительству». Но ведь моряки занимались не только разбоем.

На суше перевозка товаров оказалась делом чрезвычайно трудоемким. Пять тысяч лет назад и дорог-то почти не было, и повозок тоже почти нигде не было, они только-только начинали свой путь по миру.

А корабли уже были. Были! И какие — парусные.

Египтяне подняли первый парус над ладьей, по крайней мере, шесть тысяч лет назад. Сначала такие ладьи плавали по Нилу, но потом вышли и в Средиземное море, хотя народом моряков древние египтяне тогда так и не стали. Первым народом, который мог бы претендовать на титул властителя морей, были жители Кикладских островов Эгейского моря. Этот небольшой архипелаг занимает почетнейшее место в истории. Его обитатели изобрели новые способы управления кораблями, которые затем усовершенствовали мореплаватели сравнительно крупного Крита.

Было время, мореходы Крита добирались до Пиренейского полуострова, даже огибали его и через Гибралтарский пролив выходили в Атлантику. На востоке их корабли проникали в Черное море.

Многие открытия, которые приписывали финикийцам, были, как выяснилось, сделаны еще критянами и другими греческими островитянами. Даже знаменитый Карфаген был основан на месте, где задолго до того размещалась древнегреческая колония.

Корабли росли вширь, ввысь, в длину. Уже почти пятьдесят веков назад в Средиземноморье не был диковинкой корабль длиною в тридцать пять метров (для сравнения — каравелла Колумба была гораздо короче).

От этих кораблей прямой путь лежал уже к греческим и римским судам. Эстафета кораблестроения переходила от одного народа к другому; и каждый новый претендент на морское господство должен был доказывать свои права совершенствованием своих судов. И почти любое удачное изобретение довольно быстро распространялось не только среди союзников, но и среди врагов. К особенностям конструкции захваченного карфагенского корабля римляне проявляли не меньше внимания, чем англичане к конструктивным особенностям сбитого в 1940 году над Лондоном немецкого истребителя.

Средиземноморье стало «нашим морем» римлян, но задолго до этого греки так усердно заселяли берега Эгейского и Черного морей, что их сравнивали с лягушками, рассевшимися вокруг лужи. Нельзя лучше подчеркнуть то обстоятельство, что море стало покорно человеку.

Не так давно была предпринята попытка доказать, что знаменитая «Одиссея» всего лишь зашифрованное описание морского торгового пути. Французский географ Жильбер Пийо обратил внимание на одну особенность великой поэмы. Все расстояния между странами, где побывал хитроумный Улисс, указаны в днях (сутках) пути, причем с большой точностью. Девять суток так девять, четверть суток так четверть. При этом некоторые участки пути Одиссея и его сына Телемака точно известны и не вызывают никаких сомнений. Мы знаем, например, из поэмы, сколько времени Одиссей плыл с острова Корфу на свою Итаку, и знаем, сколько километров от Корфу до Итаки, которые и сегодня стоят на своих местах. И вот выясняется, что все эти известные участки корабль проходил с одной и той же скоростью — примерно в 8,7 морского узла, то есть почти 15 километров в час. Скорость для парусных судов не маленькая, но и не чересчур большая. Однако… даже современные рейсовые лайнеры не выдерживают с такой точностью одну и ту же скорость на разных отрезках пути. И совсем маловероятно, чтобы парусные корабли, зависевшие от капризов ветра, были так «стандартны».

Из этого Пийо и сделал вывод, что дни пути у Гомера просто условная единица для обозначения расстояния. Но если так, то можно высчитать, сколько всего проплыл Одиссей. А по ссылкам на направления ветров и расположение звезд во время странствий Пийо попытался определить и конкретную дорогу Одиссея.

Лотофаги, к которым отнесло корабли Одиссея за девять суток, жили в западном Марокко, на побережье Атлантики. Именно здесь издревле был в большом употреблении наркотик типа гашиша — тот самый «лотос», что давал покой и блаженство лотофагам Гомера. Остров циклопов — Канарские острова, а сам грозный циклоп, швырявший камни вслед кораблю Одиссея, — вулкан Тенериф.

Но всего интересней дальнейшее развитие гипотезы. Страна листригонов — это запад Ирландии, влажный, лесистый, со скалистыми берегами, точь-в-точь по Гомеру.

Сцилла и Харибда — скалы у берегов Шотландии, а остров Огигия, владение нимфы Калипсо, — Исландия! Отсюда до острова Корфу, если плыть с предполагаемой скоростью Одиссея, — семнадцать суток. Ровно столько грек потратил их и у Гомера. В пользу Исландии говорят и фонтаны, украшавшие сады Огигии, — кому не известно ныне о знаменитых исландских гейзерах?! Правда, сады в Исландии появились только в XX веке, да и то в теплицах, обогреваемых подземным теплом. Но придумать сады проще, чем огромные фонтаны.

Прав ли Пийо? Судить трудно, но, во всяком случае, привычная раньше привязка всех событий «Одиссеи» к восточному Средиземноморью сейчас тоже кажется сомнительной. Во времена Гомера Сицилия, скажем, уже не слыла загадочной страной, и в VII веке до нашей эры, когда «Одиссея» была записана, там существовали даже греческие колонии.

Ну и могли ли в этом VII веке до нашей эры греки плавать по Атлантике? Вспомним, что ничуть не позже финикийцы проплыли вокруг Африки, а это куда более сложная задача.

Но нельзя забывать и о другом. Через века после записи «Одиссеи» древнегреческий ученый Геродот, признанный «отец истории», тщательный и вдумчивый исследователь, писал: «О западных окраинах Европы не могу сказать ничего достоверного, ибо не допускаю существования реки, которую варвары называют Ериданом, и которая будто бы впадает в Северное море, и от которой, как говорят, приходит янтарь; не знаю я также, действительно ли существуют оловянные острова… Я не могу найти ни одного очевидца, который засвидетельствовал бы, что по ту сторону Европы есть еще море».

Оловянные острова — Британия, Еридан — Эльба или Везер, а море по другую сторону Европы существует. И слова Геродота могут значить всего лишь, что хитроумная операция древних мореходов удалась.

Задолго до Одиссея строители Стоунхенджа в Англии перевозили многотонные грузы по морю на десятки километров. А позже бесчисленные лодки полинезийцев и малайцев избороздили Тихий и Индийский океаны, открыли Австралию и Новую Зеландию; изредка, вероятно, добирались и до Америки. В самой Америке индейцы совершали длинные путешествия на бальсовых плотах, прославленных Туром Хейердалом. По-видимому, с их помощью поддерживались сношения между мощными цивилизациями Мексики и Перу.

Корабль, правда, речной, был главным транспортным средством и при многих путешествиях русских землепроходцев в Сибири. Снова и снова они одолевали очередные водоразделы, строили на скорую руку струг на берегу очередной известной или вновь открытой реки и плыли по ней, пока ее направление хоть сколько-нибудь устраивало искателей.

Обратите внимание: парус был первым человеческим изобретением, придуманным для использования энергии неживой природы. Парус был зародышем всего построенного на этой энергии человеческого могущества.

История парового котла, победителя паруса, тоже история странствия. Странствия идеи, которую берутся осуществлять французские, русские, немецкие, английские изобретатели. Странствия конкретных воплощений этой идеи. Советский историк техники профессор В. Виргинский рассказывает о парадоксальном эпизоде, связанном с первым «настоящим» пароходом. Изобретатель, американец Фультон, спустил его на воду во Франции, на Сене, после того как проект парохода получил восторженное одобрение Парижской академии наук. Тем не менее из книги в книгу, из статьи в статью путешествует рассказ о том, как Фультон обращался за помощью в Академию наук и к императору Наполеону, но и первая и вторая издевательски отклонили его просьбу. Между тем Фультон действительно просил денег у Наполеона, но в бытность его еще генералом Бонапартом, и не на пароход, а на подводную лодку. И Наполеон, первый консул Французской республики, помощь обещал.