Филеас Фогг ответил, что обдумает это сообщение и примет меры.
Около десяти часов проводник объявил, что они подъезжают к Аллахабадскому вокзалу. Там снова начиналась прерванная железная дорога, и поезда, идущие по ней, менее чем за сутки, покрывали расстояние от Аллахабада до Калькутты.
Итак, Филеас Фогг должен был вовремя успеть на пакетбот, который отплывал в Гонконг на следующий день, 25 октября, в полдень.
Молодую женщину поместили в одну из станционных комнат. Паспарту поручили купить для нее необходимые предметы туалета: платье, шаль, меховую накидку и тому подобное, – короче, все, что он сможет найти. При этом хозяин предложил ему не стесняться в расходах.
Паспарту, тотчас отправившись на поиски, обшарил чуть не все улицы города. Аллахабад (что в переводе означает «Град Божий») – одно из самых почитаемых в Индии мест, так как построен он на слиянии двух священных рек – Ганга и Джамны. К тому же, как известно из легенд «Рамаяны», Ганг берет свое начало на небесах, откуда нисходит на землю по милости Брамы.
Делая покупки, быстроногий Паспарту успел заодно поглазеть на город. Встарь его защищала великолепная крепость, превращенная ныне в государственную тюрьму. В этом городе, некогда промышленном и торговом центре, ныне ни торговли нет, ни промышленности. Паспарту тщетно метался по Аллахабаду в поисках магазина нового платья, забыв, что здесь ему не Риджент-стрит, где рукой подать до дверей торгово-посреднической фирмы «Farmer et Со». Нужные вещи нашлись в конце концов, но только в лавке угрюмого старого еврея-перекупщика. Там он приобрел платье из шотландки, широкое манто и роскошную накидку из меха выдры, за которую без колебаний выложил семьдесят пять фунтов стерлингов (то есть 1875 франков).
После этого он, торжествуя, вернулся на вокзал.
Между тем миссис Ауда начала приходить в себя. Воздействие курений, которому ее подвергали жрецы Пилладжи, мало-помалу рассеивалось, и ее прекрасные глаза вновь обрели неповторимую индийскую томность.
Некогда, прославляя прелести царицы Ахмеднагара, венценосный поэт Юсуф Уд-Даул выражался так:
«Ее блестящие волосы, разделенные пробором, ниспадают двумя волнами, обрамляя изящный овал белого тонкого лица, сияющего безупречной свежестью. Властный чеканный изгиб ее эбеновых бровей – словно лук Камы, бога любви, а в прозрачной глубине ее больших черных очей под длинными шелковистыми ресницами, словно в священных озерах Гималаев, трепещут чистейшие отблески небесного света. Зубы ее, точеные, ровные, белые, сверкают в улыбающихся устах, словно капли росы в полураскрытом цветке граната. Мочки ее маленьких ушей, безукоризненно закругленные, ее золотистые руки и крошечные ступни, пухлые и нежные, как бутон лотоса, ослепляют, словно блеск прекраснейших жемчужин Цейлона и несравненных алмазов Голконды. Гибкая талия, такая тонкая, что можно обхватить ее пальцами одной руки, подчеркивает изысканные изгибы округлых бедер и пышность груди, где расцветающая юность таит свои самые совершенные сокровища. Под шелковыми складками туники она выглядит статуей, что изваяла из чистого серебра не земная рука, но длань божественного ваятеля Вишвакармы».
Нам же, склонным обходиться без таких экзотических гипербол, достаточно сказать, что миссис Ауда, вдова раджи Бундельханда, была очаровательной женщиной в европейском понимании этого слова. По-английски она говорила очень чисто, и проводник нисколько не преувеличивал, утверждая, что воспитание совершенно преобразило эту юную парсианку.
Между тем подошло время отправления поезда от Аллахабадского вокзала. Парс чего-то ждал. Условленную плату мистер Фогг ему уже выдал, но не прибавил ни фартинга. Паспарту, помнящий, сколь многим его хозяин был обязан этому надежному и преданному человеку, несколько удивился. Ведь, сказать по правде, в истории Пилладжи парс добровольно рисковал жизнью, и если со временем индусы об этом пронюхают, ему трудно будет избежать расправы.