– Ида, и нет, – ответил Фикс по-светски, не моргнув глазом. – Всякие бывают дела, одни удачны, другие нет. Но, сами понимаете, я путешествую не за свой счет!
– О, в этом-то я уверен! – и Паспарту от души расхохотался.
Закончив этот разговор, Фикс удалился в свою каюту и предался размышлениям. Его разгадали, это ясно. Так или сяк, но француз сообразил, кто он. Но предупредил ли хозяина? Какую роль он играет во всем этом? Является соучастником или нет? Неужели замысел детектива раскрыт и, следовательно, все пропало? Инспектор провел несколько весьма тягостных часов: он то приходил в отчаяние, то снова надеялся, что Фогг ни о чем не догадывается, и, главное, не мог понять, что ему теперь делать.
Однако в конце концов успокоившись, он привел в порядок свои мысли и решил, что с Паспарту надо действовать в открытую. Если ситуация в Гонконге сложится нежелательным образом и Фогг вздумает на сей раз бесповоротно покинуть английскую территорию, он, Фикс, расскажет Паспарту все как есть. Тут одно из двух: если слуга был сообщником своего господина, последний уже осведомлен обо всем и дело окончательно проиграно, но если Паспарту в воровстве не замешан, в его же интересах отмежеваться от преступника.
Вот, стало быть, как воспринимали создавшееся положение – каждый со своей стороны – эти двое, а над ними с величавой невозмутимостью парил Филеас Фогг. Он солидно двигался по своей орбите, огибая земной шар и пренебрегая астероидами, которые вращались вокруг него, послушные законам тяготения.
Однако в близком соседстве с ним находилась, как выразились бы астрономы, возмущающая звезда, которая, судя по всему, должна бы произвести некоторые пертурбации в сердце этого джентльмена. Но нет! Квеличайшему удивлению Паспарту, очарование миссис Ауды на него не действовало, если же пертурбации все же происходили, вычислить их было потруднее, чем те, с Ураном, которые способствовали обнаружению Нептуна.
Да! Паспарту что ни день поражался, читая во взгляде молодой женщины безмерную признательность, обращенную к его хозяину, который оставался бесчувственным! Похоже, сердце, бившееся в груди Филеаса Фогга, для героя еще сгодилось бы, но для влюбленного – нет, никогда! Джентльмен также не проявлял ни тени озабоченности из-за непогоды, а ведь судьба их путешествия оказалась под угрозой, тревожиться было о чем. Сам-то Паспарту только и делал, что изнывал от нескончаемых опасений. В один прекрасный день он, опершись на поручни, ограждающие спуск в машинное отделение, загляделся на мощную машину, которая по временам вся сотрясалась, когда при сильной качке над водой появлялся бешено вращавшийся винт. Тогда из клапанов вырывался пар и наш честный малый негодовал.
– Эти клапаны работают вполсилы! – кричал он. – Мы еле плетемся! А все англичане, они вечно напортачат! Эх! Будь это американский пароход, он, может, тоже прыгал бы, но шел бы скорее!
Глава XVIII
в которой Филеас Фогг, Паспарту, Фикс – каждый хлопочет о своем
В последние дни плавания погода стояла прескверная. Ветер крепчал. Он стойко дул с северо-запада, замедляя ход пакетбота. «Рангун», сверх меры подверженный качке, здорово швыряло, и пассажиры имели все основания проклинать эти огромные тоскливые волны, которые ветер пригонял с морских просторов.
Настоящая буря разбушевалась третьего и продолжалась четвертого ноября. Ураган колотил по морю как бешеный. «Рангуну» пришлось лечь в дрейф на полдня, ограничиваться десятью оборотами винта в минуту, как быувертываясь от волн. Все паруса былиубраны, только оголенные снасти стонали под ударами шквала, но даже они излишне обременяли судно.
Скорость пакетбота, понятное дело, сильно уменьшилась, такчто по всем расчетам он мог прибыть в Гонконг с двадцатичасовым опозданием, а если буря не утихнет, и того позже.
Филеас Фогг, храня обычную невозмутимость, взирал на беснующуюся стихию, которая, казалось, ополчилась лично против него. Его чело ни на миг не омрачилось заботой, а между тем опоздание на двадцать часов угрожало загубить все путешествие, ведь если так, пакетбот на Иокогаму уйдет без него. Но этот человек не испытывал ни тревоги, ни подавленности, он не знал, что такое нервозность. Право же, глядя на него, можно было подумать, что и эта буря тоже была им запланирована, он предвидел ее. Миссис Ауда, выразив своему спутнику сочувствие по поводу такой помехи, убедилась, что он и теперь спокоен, как раньше.