Прибыв ночью на борт «Касима-Мару» («мару» — одно из тех японских слов, о которых спорят и которые обладают силой табу: их загадочный, возвышающий смысл теряется в легендах), я с удивлением смотрю на экипаж в домашних халатах, забыв, что кимоно — национальный костюм, а халат из него сделали мы (вполне в духе Фенуйаров): «Месье, как вы смеете показаться мне в халате?» — сказала бы супруга Аженора, мать Артемизы и Кунегонды.
Красивые китайские, японские, индусские барышни обезображивают себя очками так же, как натирали лицо мукой вместо белой пудры в 1900 году. Эта уродливая мода пошла от голливудских звезд.
5 МАЯ • ВЛИЯНИЕ КОРАБЛЯ НА МОРСКОЙ ВИД • ЧЕМ ОПАСЕН СИНГАПУР • СПРАВЕДЛИВОСТЬ И ПРАВИЛЬНОСТЬ • ДОСПЕХИ АНГЛИЧАН
По всему кораблю улыбки, приветственные жесты и реверансы. Судно очень старое, обслуживание очень хорошее, вина потрясающие.
Странно видеть в китайском море тянущиеся японские пейзажи с облаками и водой. Вода — бегущая армия. За ней неспешно следуют облака — обоз. Пышные колесницы, вздыбленные драконы, флаги. В медном круге иллюминатора движение усложняется. Отражения кружатся в обратном на-правлении, быстрее облаков, медленнее воды, как тарелка на конце шеста эквилибриста.
Паспарту обессилел от пота, снов, грез, усталости. Он расплачивается за свои маленькие праздники в Сингапуре. За трубку Фикса!
Мы похудели вдвое. Костюмы на нас болтаются. Коридорами из кошмарных снов плетемся в ванную, на ланч, на ужин, в бассейн. «Там и сгинуть можно», — говорил мне консул.
Джунгли-травести мстят. Им нужна бронзовая плоть, сообразительность насекомых, сердце тигра, безрассудный дух. Всего одна ранка — и вас наполнят черные флюиды. Жены рыдают в номерах отеля, мужья ненавидят своих начальников.
Начальники мучают подчиненных... От горечи и отвращения подступает смертельная тоска.
Кругосветная гонка окончательно укрепила наше убеждение, что несправедливость всегда очевидна и преходяща. Каждый получает роль по заслугам, согласно системе мер и весов, охват которой шире, чем у наших поступков, она ломает нас, толкает и определяет нам место со слепой точностью. Постепенно мы привыкаем к наградам и наказаниям этой абсолютно безнравственной системы. О весах не говорят, что они справедливые; говорят, что они «правильные». Так давайте признаем принцип правильности, которому подчинена человеческая жизнь и который человек упорно принимает за справедливость. Когда справедливость нарушает его расчеты или сбивает с пути, то есть вертит им, как хочет, он называет ее несправедливостью. Бич гармонии — это каламбур, такие часто встречаются в изящных языках. Бич, карающий за какую-то оплошность, особенно когда человек упорно хочет упорядочить то, что упорядочивается само. Плыть против течения хорошо только в некоторых, весьма ограниченных обстоятельствах, которые еще надо распознать. Зато лечь спиной на воду и лежать — подходящая тактика, чтобы извлечь пользу из тайн течений. Высота зависит от крыльев. Глубина — от веса. Самого себя не обгонишь. Сколько быстрых лошадей сочли фаворитами! Время все расставляет на места и приводит к цели плавную стремительность настоящих победителей. Вот в чем секрет Востока. В чем сила Китая и Японии. И в этом же причина достижений колонизаторской Англии. Карьерист в колониях сломает хребет. Мечтатель завязнет. Тот, кто умеет перевести дух и задержать дыхание, обязательно придет к цели.
Китайцы способны, посмеиваясь, ходить взад-вперед перед девушками, у которых вырывают зубы, или перед приговоренными к сожжению на медленном огне. Ни один не отпрянет при виде такого зрелища, не возмутится, не подумает прийти на помощь. Чужой драме они не посочувствуют — для них это развлечение. Устройство их чувств лишено стихийности. Они абсолютно не сентиментальны.
(Малаец или китаец сообщит начальнику: «Вчера убили моего сына». И скажет это со смехом: из вежливости, чтобы не смущать.)