часов — бронзовыми кольцами. Пять флейтисток довершают собой этот жреческий балаган. Справа оркестр делится на пять оркестранток с длинными мандолинами, по которым надо скрести лопатками из слоновой кости, и на пять хористок — партитура лежит перед ними на лакированных пюпитрах.
Исполнительницы слева одеты в черные кимоно с белыми узорами. Исполнительницы справа — в небесно-голубые кимоно с алыми узорами.
Периодически включаются механизмы, музыкантши отъезжают назад, и разверзается яма. Перед оркестрантками опускается зеленый занавес, а из открытой ямы вырастает следующий ряд, как оркестр студии «Парамаунт». Все барабанщицы, флейтистки и хористки вытягивают синюшные шеи, как черепахи, а танцовщицы двигаются под музыку, по одной ноте вырывающуюся из тишины, и напоминают стаю призраков или сомнамбулических Пьеро.
На следующий день в Токио, в театре «Кабуки-дза» мне предстояло присутствовать на удивительной пантомиме «Кагами-дзиси». Меня ждала группа молодых художников и поэтов. И фотографов! Мы приехали в восемь. В течение трех часов здесь шла одна пьеса за другой, и Кикугоро Оноэ VI перевоплощался, усердствовал ради огромной толпы, выбравшей его своим кумиром. С утра Кикугоро должен пройти очищение, подготовиться, принять ванну в окружении костюмеров, парикмахеров и реквизиторов. Зал — битком. Тридцатиметровая сцена — широкая и низкая: идеальные пропорции.
Неправильные пропорции наших сцен, слишком высоких и узких, стали бы прокрустовым ложем для какого-нибудь Кикугоро или Мэя Ланьфана и мешали бы им играть.
Два помоста с поблескивающим настилом протянулись между кресел и в глубине зала соединяются со сценой: слева — неверный путь, справа — путь в цветах.
Взрывается магний, молодая поэтесса дарит мне букет цветов от имени президента Общества литераторов. Зал встречает эту интермедию стоя. Ровно в восемь тридцать начинается знаменитая одноактная пантомима Очи Фукучи под звуки нагауты.
Сцена представляет собой дворцовый зал в первый день Нового года. Оркестр — четырнадцать музыкантов и хористов, одетых в черное и голубое, — занимает открытую нишу на заднем плане. Знать из дворца и старые придворные дамы размещаются рядом с алтарем, на котором разложены львиные маски. Маски освящают помещение в этот праздничный день. Дамы и мужчины выходят. Оркестр остается играть, и солист рассказывает, что они вернутся с юной придворной дамой Йайоэ. Ее попросят исполнить танец с одной из масок: это должно принести удачу. С правой стороны сцены скользят створки, и выходит Кикугоро, которого бурно встречает публика. Он исполняет роль девушки. Хоть он и сопротивляется, мужчины и придворные дамы подталкивают его к центру сцены. Он ужасно робеет. И утаскивает всех за кулисы, но его во второй раз выталкивают и умоляют танцевать. Его или ее? Все-таки ее. Вместо пятидесятилетнего мужчины, немного грузного, одутловатого, остается юное хрупкое существо, которое, покачивая головой на тонкой шее, облекает свои движения в декорации из накрахмаленных тканей — сиреневых, небесно-голубых, завершаемых тяжелыми волнами красного шлейфа.
Ради этого танца, длинного, но без длиннот, стоило отправиться в путешествие. Я бы так и сделал, чтобы на него посмотреть. Две ассистентки в платьях цвета увядших листьев стоят на коленях, повернувшись спиной, и передают актеру веера, которыми он пользуется. В его руках эти веера становятся бритвами, перерезающими горло, саблями, рубящими головы, падающими листьями, подносами с коварным любовным напитком, пропеллерами аэроплана, императорскими скипетрами. Когда они больше не нужны, он резким движением бросает их за спину, и они летят в ассистенток, как стрелы.
Он подходит к алтарю и берет одну из львиных масок. За ней тянется шарф из желтого шелка. Как только маска оказывается в его руках, она начинает жить. Щелкает пастью. Шарф развевается, закручивается. Девушка танцует. А вот и две бабочки. Порхают на тростях, которыми машут ассистентки. Лев прыгает. Девушка все больше волнуется. Маска подчиняет ее, гипнотизирует. Наконец ассистентки пятятся прочь, и маска льва влечет, вынуждает следовать за собой утратившую рассудок, сбитую с толку девушку, которая оказывается на возвышении слева.
Здесь Кикугоро достигает вершин мастерства. Он пытается победить чары. Голова поворачивается в сторону. Рука, которая помогает челюстям щелкать, словно оторвалась. Он всхлипывает, спотыкается, падает, поднимается, в повторяющихся судорогах проходит через зал и исчезает под гром аплодисментов.