На Гонолулу красоту живых существ, растений, деревьев, плодов, цветов, птиц отличает мягкость. Мягкая шляпа прикрывает мягкое лицо.
Мягкие плечи, мягкие бедра. Мягкость линий придает апатичность позам беспечных атлетов.
Мягкие газоны, мягкие очертания холмов, изгибы гамаков и мягкий бриз, устало разносящий запахи.
Встретить «Кулидж» пришли оркестр и черные хористы. Снова знакомый мне Гонолулу. Апофеоз «Фоли Бержер». Каждый заход в порт убеждает, что наши помпезные постановки не лгут. Остановка в Гонолулу короткая. Мы гуляем по огромному саду, где девушки и парни плетут гирлянды. Больше ничего особенного там нет. Лукавая у острова только улыбка. Он точно знает, когда ее изобразить. Неотразимы его сочетания луны и солнца.
Гонолулу. Голоса, поющие терциями, все выше, чередуются, ищут друг друга, находят и в самозабвении укутывают душу цветочными боа. Душеспасительный хорал. Я все думаю, где та грань, за которой этот почти отталкивающий остров достигает своего совершенства? Думаю об этом, разглядывая «Кулидж» сквозь бесформенные заросли дикого гибискуса, как на цветных открытках. Кто его полнее олицетворяет — гавайская девушка в соломенной юбке или сорвиголова в венке из дикого гибискуса, съехавшем набекрень? А может, манго с его мягкой плотью?
На перекрестке полицейский самозабвенно исполняет нетипичную для острова брутальную пантомиму. Кажется, будто он усмиряет или колотит призрак.
Я понял! Дух Гонолулу в иглобрюхой рыбе. Гонолулу — единственное имя, достойное этого принца луны и моря, где взлетают жиголо. Рыба проворная, огромная, ужасно нежная и приятная своей мягкостью. Светло-серая, светло-синяя, светло-розовая, светло-сиреневая, вся в светлых белесых пятнах-крапинках, как горло при ангине, — вот приближается ее бледная голова: большие черные блестящие глаза, чудные крахмальные негроидные губы. Как же легка в движении эта тяжелая масса, которую можно принять за кулек из шелковой бумаги, надутый воздухом и воспаривший над каким-нибудь японским домом. Она завораживает. Отходишь от садка; возвращаешься. И ждешь, что скажет искаженный лупами карп, этот призрак глубин, монгольфьер вод.
«Кулидж» отчаливает в десять. Без четверти десять грянул цирковой оркестр. Исполняют вальс к номеру на трапеции. Вдоль пристани — ярусы, вровень с ярусами наших кают, их наводняет толпа в цветочных ожерельях. Наивно и театрально выглядит стена с ложами, где машет платками публика. «Кулидж» уходит в кулисы ночи. Его всепроникающий гудок заглушает оркестр. Но вот пускает свои арпеджио ксилофон: ужин. Вся мизансцена: и подъем якорей, и прощальная суматоха, и гавайский хор, чередующийся с духовым оркестром, — это что-то невероятное! «Шатле» не обманул. Он сулил нам сказку, и обещание сбылось. Я следил за нашим путешествием, сидя в кресле на балконе, когда смотрел пьесу Жюля Верна. Реальность доказала, что мечта, которой спектакль опьянил нас в юные годы, существует, что рампы и светила озаряют один и тот же мир, надо только входить в него, имея глаза и уши ребенка.
31 МАЯ
Я получаю радиограмму от французского торгового представителя в Гонолулу: «Узнал из газеты о вашем вчерашнем появлении. Огорчен, что не встретились. Помните меня на съемках “Орфея”? Хотел показать не только центр французской культуры, где вас так ценят, но и туземную среду, обычно она недоступна для иностранцев. — Пекер».
В который раз принцип инкогнито лишил нас возможности встретиться с друзьями. Ясно, что глава была бы совсем другой. Но остановка оказалась слишком короткой. Расписывать ее незачем. Мы разлучились с Чаплином и Полетт: ими занялся цвет американской колонии. Я заперся, пока они не ушли, а после ланча на борту тайком прогулялся по Гонолулу. Шлю свои извинения и сожаления Пекеру. Впрочем, он может подготовить мой следующий визит. Я вернусь.
Хочу вновь увидеть огненные ветви, алые гибискусовые изгороди, лакированные деревья, такие тяжелые, что их поддерживают опоры для шатров; а еще девушек, плетущих венки, и парней, несущихся по волнам; и лунных рыб. Хочу услышать оркестрантов в белой форме и чернокожих хористов, встречающих корабль, который останавливается в сиропном море.