Да-да, я тоже феминистка и знаю, что для всех вышеперечисленных подвигов совсем не обязательно жить с мужчиной. Но так гораздо легче.
Так какая же часть моей любви относилась к Джиму Моррисону и какая — ко мне самой? И неужели я действительно воображаю, что отношения с душой Джима позволят моему еще не раскрытому потенциалу полностью реализоваться, сделав меня самой хладнокровной, остроумной, сексуальной женщиной на свете?
Из размышлений меня вывели две австралийки, подобравшиеся к тому месту, где я сидела.
— Э-э-э… простите, что беспокою, — смущенно начала одна, — но не согласились бы вы сделать снимок? Мы хотим видеть, как выглядим после Джима.
Улыбнувшись, я взяла камеру. Какими бы проблемами своего эго я ни мучилась, очевидно, в этом я не одинока. Девушки встали по обе стороны могилы и улыбнулись в камеру. Я нажала спуск.
И Аманде, и Лусиане было уже под тридцать. Они проводили лето, разъезжая по Франции и Англии. Когда я сказала им, что пришла на свидание с Джимом, обе восторженно завизжали.
— О, я знаю, почему вам этого захотелось! — выпалила Аманда, для пущего эффекта сжимая мне руку. — Он был потрясный! И дикий! Сексуальный и сумасбродный!
Она мечтательно облизнула губы, на секунду затерявшись в мыслях.
Лусиана казалась настроенной куда пессимистичнее.
— Таких мужчин больше нет, — грустно заметила она.
Они засыпали меня вопросами о моем путешествии. Собираюсь ли я в Сидней?
Я подтвердила, что там у меня несколько свиданий.
— Удачи, — с горечью пожелала Лусиана, — и поверьте: вам она понадобится, если хотите отыскать мужчину в тех краях.
Меня это удивило, потому что Лусиана выглядела абсолютно неотразимой: роскошная, рельефная «итальянская» фигура, блестящее облако кудрявых каштановых волос и фантастически аляповатые серьги. Заметив, как я ее разглядываю, она удивленно уставилась на меня.
— Я оделась ради Джима, — пояснила она с лукавой улыбкой.
Аманда рассмеялась и сказала, что согласна с моей теорией: «Вдали от дома ты пользуешься большим успехом».
— Знаете, вы так правы, — согласилась она. — Просто невероятно, сколько парней обращают на вас внимание! И при этом ничего грязного, все очень пристойно и даже забавно!
— Как те парни прошлой ночью, — добавила Лусиана, подталкивая Аманду. — Представляете, мы шли мимо какого-то здания. А те парни просто сидели на ступенях. Но…
Обе дружно захихикали.
— Увидев нас, они закричали: «Эй, красотки, идите сюда и поцелуйте нас!» Это было так мило, дерзко и лестно! Дома такого не дождешься.
Мы хором вздохнули, думая о том, как здорово было бы пообщаться с дерзкими парнями.
И это заставило меня осознать, что, как я ни наслаждалась мечтами о Джиме и жизни, которая у нас могла быть (если… ну, вы понимаете… если бы он не умер), все же была вполне довольна той, что веду сейчас. Мне нравится быть собой. Я не хотела меняться или неузнаваемо преображаться. Мне всего лишь необходимо найти кого-то, похожего на меня. Родственную Душу, на которую можно положиться.
И мне хотелось хорошенько повеселиться с дерзкими парнями, посмеяться и почувствовать себя сексуальной. Настало время похоронить мертвых и мчаться на свидания с живыми.
Свидание № 12: Оливье. Париж, Франция
Мой отель находился в Марё, моем любимом французском квартале. Правда, туристы забирались и сюда, но район был элегантный и ухоженный. К счастью, чрезмерный шик смягчался живописными площадями, окаймленными уютными ресторанчиками и кафе, где подавали фантастическую выпечку.
Я поспешила в отель и наскоро переоделась. До следующего свидания оставался ровно час.
Выйдя из душа, я натянула новый голубой топ (я приметила роскошный бутик на углу своей улицы и забежала туда по дороге из метро). От моего отеля до площади Вогезов было совсем близко. Этот элегантный квадрат был окружен домами, относящимися к 1612 году, и среди их обитателей были Ришелье и Виктор Гюго. Парк в самом центре когда-то служил местом дуэлей. Сегодня я иду туда на свидание с Оливье, кандидатом номер двенадцать.
Меня так и разбирало любопытство насчет Оливье. Мне говорили, что он француз до мозга костей — чрезвычайно образован и опасно высокомерен. Он работал во французской киноиндустрии и делал большие перерывы между е-мейлами, поскольку (он описывал это с ненавистью человека, которому приходится в очередной раз посещать стоматолога) Оливье то и дело летал на бесчисленные встречи то в Брюссель, то в Канны, то куда-нибудь еще… Его фото, пересланные по электронной почте, были сделаны с пятисот ярдов, и единственное, что мне удалось различить, — буйную гриву темных волос и строгие очки в роговой оправе.