Гавайский рыбак с лодкой-каноэ.
Нас поставят на причалах угольной пристани, так как мы будем снабжать наших китобойцев углем. Лоцман ведет «Алеут» в порт. Гонолулу — Тихая гавань, что вполне оправдывает название. Идем мимо причалов. И здесь также знакомая по другим портам нашего пути картина — десятки судов ржавеют на приколе... «Нет фрахта, — замечает лоцман, — кризис».Не могу не вспомнить один комический случай при приближении нашей эскадры к Гонолулу. Я стоял на ботдеке и с интересом смотрел на высоко вздымавшиеся иссиня-черные, частью обвалившиеся кратеры вулканов острова Оаху, резко выделявшиеся на фоне пышной зелени, окружающей подножья гор, на ослепительно белый берег, окаймленный склоняющимися кокосовыми пальмами и бананами, и на светлые домики, притаившиеся в их тени, вспоминал Джека Лондона и его любовь к Гавайским островам, его замечательный «Снарк», как вдруг басистый голос моего постоянного спутника Пети Елисеева, за страшную силу прозванного Петя-горилла, пророкотал: «Борис Александрович, там дикари приехали... с острова... канаки...»У борта шла кокетливая яхта, в которой сидел смуглый, одетый во все белое с иголочки молодой человек, а за парусом скрывались еще две фигуры. «Дикари», как с картинки модного журнала сошли, и тут же Петя, только что вылезший из кочегарки, вымазанный в угле, в одном переднике стыдливости (полотенце) и действительно напоминающий дикаря времен капитана Кука, Видимо, фантазия Пети унеслась на двести лет назад, как раз в те времена, о которых я вчера рассказывал на очередной лекции.Но вот мы осторожно входим в узкий рукав бухты и швартуемся у парапета набережной. Около нас появляются лодки с ребятишками, которые предлагают бросать им в воду монеты. Впрочем, об этом везде, кажется, упоминается...На набережной неизбежный полицейский и несколько десятков разноплеменных людей, бегущих по направлению к нашей корме. Их привлекает наш красный флаг, шелк которого ласково перебирает ветерок. На палубу вход пока запрещен, поэтому никто нас еще не посетил. Наконец, формальности по входу и визировке наших документов закончены, и можно отправляться на берег. Конечно, все мы стремимся на этот берег, который посещали и наши знаменитые мореплаватели.Если посмотреть на открытки или рекламные альбомы с изображениями красот «страны вечной весны», как в них называют Гаваи, то можно подумать, что жители этих счастливых островов живут попрежнему в идиллически полупервобытном состоянии в хижинах из травы, прикрываясь лишь «поясом стыдливости» из травы же. Но на всем острове Оаху я нашел только одну хижину из травы, которая сохраняется на память грядущим поколениям, а девушек в юбочке из травы можно встретить только... в цирке-балагане. Там шесть или семь более или менее чистокровных гавайских «герлс» выступают с национальными танцами и песнями. И танцы, и песни своеобразны, но чудесны. В этом же балагане можно услышать и гавайскую гитару, мелодичные звуки которой так нравятся нам. Звуки этой гитары доносятся из некоторых ресторанов и из знаменитого отеля Моано, но в других местах этой гитары я не слышал, хотя подолгу иногда простаиваю на берегу, слушая грустные гавайские мелодии, распеваемые местными рыбаками.Гонолулу обязан своим существованием китобоям, которые избрали тут же рядом расположенную Жемчужную гавань, закрытую от морских волн рифами и заслоненную горами от северо-восточного пассата, местом своих стоянок и отдыха при переходе от Америки в Берингово, Чукотское и Охотское моря, и из этих морей в южные моря. Здесь китобои находили мягкий климат, приветливое и добродушное население, зелень, свежие продукты в большом изобилии и все, что нужно для кратковременного отдыха моряка. Вслед за китобоями пришли миссионеры, нашедшие здесь богатую почву, если не для «слова христова», то по крайней мере для своих коммерческих подвигов. Каждый миссионер, являясь на острова, брал с собой, кроме евангелия, запас товаров, преимущественно тканей, различных мелких вещей и, часто, напитков. На одном конце селения читал он проповедь, а на другом — открывал магазинчик. Проповедь гремела против безнравственности, а безнравственностью и бесстыдством миссионер называл привычку островитян обходиться почти без одежды. Муки ада, ярко расписанные ловким пройдохой, глубоко запечатлевались в богатом воображении вчерашних идолопоклонников, и не подозревавшие о безнравственности своего первобытного одеяния канаки «убеждались» в необходимости прикрыть свою наготу. Но откуда взять на это денег, ведь проповедник — хозяин магазина требует наличными? И не одна гавайская женщина, напуганная видениями ада и адских мук, шла на улицу, ловила подгулявшего моряка и вместе с долларами получала всевозможные болезни. Но нравственность торжествовала — на приобретенные доллары покупалось платье в лавке миссионера, и в следующей же проповеди хитрец упоминал о том, что такая-то вступила на путь спасения. Миссионеры выстраивали себе дома с верандами, разводили богатейшие сады, и город рос. Гавань привлекала купеческие и военные суда на пути из Америки в Китай.Острова оказались богаты душистым сандаловым деревом, которое вырубалось без сожаления. Гонолулу стал центром китобойной промышленности. Сюда привозили плоды своего рискованного промысла китобои северных и южных морей, сюда съезжались бременские, гамбургские, нью-йоркские и лондонские купцы скупать китовый жир и ус, здесь набирались команды для новых китобойных экспедиций. Купеческие компании строили свои конторы, открывались банки, склады и магазины. Город рос и богател. Первый американский китобой пристал к Гаваям в 1819 году. В это примерно время начинался большой промысел китов в северной части Тихого океана. В 1846 в Гонолулу побывало более 600 китобойных судов. Белые благоденствовали и богатели, но канаки вымирали; вымирали постепенно, но верно.По свидетельству многих путешественников, гавайцы были в физическом отношении здоровым, в моральном отношении скромным, жизнерадостным и одаренным народом. Все наблюдатели отмечали, что это в высшей степени способный народ. Об этом пишут и русские моряки, бывавшие на Гаваях в начале прошлого века, — Ю. Ф, Лисянский, В. М. Головнин, О. Е. Коцебу, которые с большой теплотой отзываются о жителях этих островов и очень высоко ставят их культуру. Коцебу особо отмечает высокую культуру земледелия на острове Оаху, который он посетил в ноябре 1816 года. Он пишет:«Засаженные таро поля, которые свободно можно назвать озерами, привлекли мое внимание. Каждое из них, величиной около 160 квадратных футов, образует правильный четыреугольник и, наподобие наших бассейнов, выложено вокруг камнями. Поле это (или пруд, ибо и так можно его назвать) покрыто фута на два водой, и в этом болотном грунте садят корень таро, произрастающий только в такой влажности; каждое поле снабжено двумя шлюзами, чтобы с одной стороны впускать воду, а с другой выпускать на соседнее поле. Поля постепенно понижаются, так что одна и та же вода, вытекающая из возвышенного водоема, куда она проведена из ручья, орошает обширные плантации. Во время посадки вода обыкновенно спускается так, что ее остается не более как на полфута; в это болото сажают траву с растений, с которых корни уже сняты; трава скоро окореняется, и по прошествии трех месяцев поспевает новая жатва. Таро требует большого пространства, поско