метил» китов и потом несколько лет сряду встречал этих меченых китов и они всегда были очень осторожны и не позволяли судну подойти к себе. Петя Зарва волнуется: «Какая злопамятность, а еще неразумные существа». В связи с этим мы вспоминаем о поведении всяких наземных зверей, о их повадках, хитростях, памятливости и осторожности.Но был ли этот кит менее злопамятен или просто беспамятен, — на третий день он перестал так явно избегать нас, как в первые дни, и в один «прекрасный» момент гарпун влепился ему в спину, как раз в районе белого пятна, и он был убит на месте. Мы посмеивались над Карлсеном с его теориями: ведь он уверил нас, что «меченый» кит никогда к себе не подпустит судно и доживет до глубокой старости.Прошел еще месяц. Мы уже забыли потрясения, пережитые при китовых прыжках-полетах, и охотились у мыса Олюторского, в Беринговом море. Огромные стаи сельди шли на нерест к берегам, и среди сельди находилось до тридцати финвалов, деятельно охотившихся за нею. Оказывается, и наши финвалы не прочь отказаться от планктонной диэты и после мелких рачков перейти на рыбий стол. Интересно было наблюдать из «вороньего гнезда», как громадные туши, ясно видимые в прозрачной воде, поворачивались на бок и с широко открытой пастью бросались на густые косяки сельди, заглатывая ее десятками. А камчатская сельдь — не маленькая приморская селедка, она чуть меньше горбуши (размер последней — 50 сантиметров). Тут же недалеко вертелось несколько косаток, «ужас» морей, как называют многие моряки и китобои этого прожорливейшего хищника. Кит-убийца — так называют косатку китобои всего мира. Их мечеобразные или косообразные высокие спинные плавники то тут, то там рассекали воду. Я читал много рассказов о нападении косаток на китов и ужасе, который будто бы испытывают все киты при приближении косаток. А здесь косатки тоже питались сельдью и киты попросту не обращали на них внимания.«Косатки нападают на всех и каждого, — рассказывает известный норвежский китобой и исследователь Ларсен, — кашалота они хватают за нижнюю челюсть и вырывают язык, если добираются до него. У других китов они вырывают куски мяса, впиваясь и хватая где попало, как щипцами. Нет другого животного ни на севере, ни на юге, внушающего больший ужас!Все киты и даже громадный синий кит и сельдяной, избегают встречи с косатками. По сравнению с огромными китами, которых они избирают своей жертвой, косатки малы, но у них есть зубы; пасть играет главную роль в их жизни, как и в жизни многих наземных хищников: нужно есть, чтобы самому не быть съеденным. Раз впившись в свою жертву, косатка крепко держит ее, словно пиявка; если кит, стараясь избавиться от нее, выскакивает в воздух, она продолжает висеть на нем, а если оторвется и упадет в воду, она снова нападает на кита, когда его тяжелая туша опять шлепнется в море, и никогда не отпустит своей жертвы, пока не покончит с ней и вода не окрасится вокруг в красный цвет от крови.Некоторые утверждают, что косатка только играет с китом, как дельфин перед носом корабля, но все мои соотечественники только улыбаются, слыша такие суждения: им хорошо известны качества косатки».О косатках и своих наблюдениях за этими хищными витами я еще расскажу, но в данный момент мир был заключен за счет сельди, так как, повторяю, киты совсем не испытывали беспокойства, несмотря на тут же находившихся косаток.Киты настолько увлеклись погоней за сельдью, что наш приход их нисколько не встревожил, и мы буквально наезжали на них носом корабля. Уж несколько раз их зловонные фонтаны попадали на палубу, но либо они находились у нас за кормой, либо у самого борта, но не по носу, и Карлсен выжидал благоприятного момента. Я же с увлечением следил за движениями гигантов, а из бочки на мачте все так ясно видно в прозрачной воде, каждое движение и поворот мощных животных, таких красивых и даже изящных в родной им стихии. Среди них выделялся один особенно крупный и на него-то обратил внимание Карлсен. Со мной рядом в «вороньем гнезде» стоит Хауген и уверяет, что нынче из этого стада китов мы добудем не менее трех, а может быть и больше, благо погода чудесная, как будто бы мы не в Беринговом море.Но вот мы ясно видим, что крупный финвал идет к поверхности и должен вынырнуть у самого носа судна. Хауген громко предупреждает об этом Карлсена и тот готовится. И действительно, широкая коричневая спина медленно подымалась у самого бака, хвост же был еще, под судном. Китобоец стоял неподвижно, чуть покачиваясь от волны, поднятой выплывающим исполином. Капитан Зарва на мостике у переговорной трубки готовится передать распоряжение гарпунера в машину, на руле наш лучший рулевой Кузнецов. Все застыли... Хауген шепчет мне, что нужно вылезать из наблюдательной бочки и спускаться на палубу, так как кит очень крупный. Но я медлю, наблюдаю, как финвал с медлительной грацией «выворачивается» на поверхность. Видно, как почти у самой поверхности воды открываются кратерообразные дыхала, и воздух, захватив оставшийся над дыхалами слой воды, вылетает в виде мощного фонтана. «Какое изумительное животное», — мелькнуло в моем сознании, и в это время раздался выстрел, а мачта вздрогнула от страшного рывка. Хауген, обжигая ладони, буквально скользит вниз по вантам. Я не так проворен, но, спасая жизнь, также тороплюсь, насколько могу. Не успел я стать на палубу, как громадная тень легла на китобоец — это раненый кит выскочил из воды не далее тридцати метров от судна и упал на бок. Прозрачная вода помутнела от массы ила, который захватил кит, видимо ударившись о дно.— Полный ход назад! — скомандовал Карлсен, но Зарва уже отдал это распоряжение, и китобоец отрабатывает назад. Повизгивают блоки, все застыли, на палубе, даже кок, вышедший побалагурить, убрался в свою каморку-камбуз и оттуда смотрит на наши застывшие фигуры. Сдержанный вздох прошел по палубе при втором прыжке: кит шлепнулся в воду почти в том месте, где 2 минуты тому назад стоял китобоец. Линь перестал скользить — это скверный признак: значит кит ходит по кругу и может в любой момент снова выскочить и опрокинуться на китобоец. Тишина. Даже масса птиц, охотившаяся за сельдью, улетела куда-то; исчезла и сельдь. В трех милях от нас виднеется мрачная громада мыса Олюторского. День тихий и ясный. Мы одни. «Опрокинется на китобоец, и все пропали», вероятно, мелькает в голове у каждого. До берега не доплыть, судно железное, оба вельбота привязаны накрепко к кильблокам, все спасательные круги тоже привязаны. Но вот ролики снова запели, и стало легче. Значит кит уходит, избрав какое-то направление, и перестал метаться по кругу. Вот и все хорошо, читаю в главах у каждого. Зарва вытирает пот с лица в улыбается несколько растерянно. Действительно, сразу спало напряжение и даже мускулы ослабли. Теперь другая забота: как бы кит не ушел и не повредил мачту. Хауген уже у пушки, Войтухов тащит гарпун.Все стало будничнее. И птицы снова появились, и их крики совсем не веют тоской. Дальше обычная история — «выводим» кита, — все как у спиннингистов с крупной рыбой. Кит ранен серьезно, буксировать нас не пытается, и, улучив момент, Карлсен всадил в него второй гарпун, и все пошло, как и положено. Только на этот раз кита не оставили наплаву, а пришвартовали к борту китобойца. Огромные лопасти хвостового плавника обрезали, чтобы они не тормозили и не забрызгивали китобоец, и пошли отыскивать отошедших тем временем от нас китов. Между прочим, должен отметить, что хвостовые лопасти китов при швартовке всегда обрезаются и выбрасываются. Впрочем, иногда повар берет кусок от них, чтобы сделать «заливное». Случайный человек скушает такой холодец и только удивится: откуда это они столько свиных ног набрали? Действительно, похоже, особенно когда Петр Андреевич сам присмотрит за приготовлением этого блюда.В этот день мы добыли еще одного финвала без всяких драматических осложнений, а затем пошли в бухту Глубокую Северную, где стоял «Алеут», набирая воду.Через несколько дней мы пошли дальше на север, вслед за ушедшими туда китами. По моим расчетам, на севере, у Чукотки, должно быть много китов. Там очень мелко, то есть сравнительно, конечно, мелко, и обилие планктонных и придонных рачков, огромное количество всякой рыбы и китов в настоящее время никто не тревожит. А за полосатиками там вообще и в прежние времена не охотились. Ведь Берингов пролив, на середине которого лежат небольшие острова Диомида (с них можно одновременно видеть берега Азии и Америки), имеет глубины не более 90 метров, а в значительной части еще меньшие. На юг от пролива имеется очень большая материковая отмель, тянущаяся от мыса Наварин до Алеутского полуострова, — от Азии до Америки! Она занимает всю северо-восточную часть Берингова моря.Но нужно немного рассказать и о Беринговом море, где мы проводим немало времени, промышляя китов. Здесь работал знаменитый «Витязь» адмирала Макарова, проводившего исследования гидрологии этого моря. Берингово море, замыкающее на севере Тихий океан, имеет общую площадь 2 275 тысяч квадратных километров. Наибольшая глубина, по одним сведениям, — около 5 000 метров, по другим, — около 7 000 метров. Алеутская гряда островов с их вулканами создает узкий барьер, тянущийся от Алеутского полуострова до Камчатки между глубокими впадинами Берингова моря и Тихого океана. Это как бы стена с крутыми и неустойчивыми склонами: ведь из