– Когда уже нечего будет снимать… – горестно вторил Валентин Лихачев.
И действительно, как только флагман эскадры «Академик Королев» рванулся вперед и строй кораблей распался, тучи как по волшебству стали рассеиваться, и солнце, издевательски подмигивая, засияло в безоблачном небе.
– Ну, что мы говорили? – жаловались операторы и кощунственно грозили кулаками ни в чем не повинному светилу.
Мы пошли на восток – строго по ниточке экватора – и будем так идти чуть ли не до самой Панамы. Налево – северное полушарие, направо – южное. Одной из любимых шуток стала такая: – Ребята, в вашем северном полушарии холодно, пойду погреюсь.
И остряк переходил с левого борта на правый.
Сегодня у меня большой день: я познал квазидвухлетний цикл.
В последнее время Александр Васильевич под разными предлогами увиливал от повышения моего образовательного уровня, и я, томимый любознательностью, приставал то к одному, то к другому деятелю науки – кроме Пети, который в ответ на мой вопрос тут же садился за стол и быстро заполнял листки длиннющими формулами, от одного вида которых можно было рехнуться. Большое терпение и педагогический такт проявил Ткаченко. Впрочем, до меня дошли слухи, что он заключил с Шараповым пари. Александр Васильевич спорил, что разъяснить мне суть квазидвухлетнего цикла можно за полгода систематической работы, а Вадим Яковлевич брался решить эту задачу куда быстрее. И пари он выиграл. Так вот что это такое. Несколько лет назад было замечено, что в нижней половине стратосферы наблюдается любопытное явление: примерно раз в два года происходит смена западных потоков на восточные, и наоборот. И невероятно важно установить, закономерность это или случайность. Если случайность, то рушится интереснейшая гипотеза, хороня под своими обломками тома диссертаций; а если закономерность – то с карты атмосферы будет стерто большое белое пятно и, главное, появится возможность повысить степень точности долгосрочного прогнозирования.
Я мог бы ввернуть в это краткое объяснение с десяток научных терминов вроде «смены форм общей циркуляции» и тому подобных, но боюсь запутать и себя и вас; так что прошу удовлетвориться приведенной выше формулировкой и принять на веру исключительную важность изучения квазидвухлетнего цикла в экваториальной зоне. Этим на судне упорно занимались и Булдовский, и Пушистов, и сам начальник экспедиции. Быть может, результатом их работы и не будет точный прогноз погоды на третье тысячелетие, но кирпичик, о котором мы говорили, несомненно, заложен.
Но если с квазидвухлетним циклом я наконец покончил, то другая проблема, на этот раз астрономическо-географическая, так и осталась висеть в воздухе. Более того, я утверждал и продолжаю утверждать, что разобраться в ней невозможно и человек, который в гордыне своей полагает, что разрешил эту загадку, является жертвой примитивного самообмана.
Началось это с мирной беседы за столом в кают-компании. Разговор зашел на морские темы. Кто-то сказал, что завтра мы переходим знаменитый 180-й меридиан и сможем полюбоваться им в солнечной экваториальной тиши, поскольку на экваторе море волнуется редко.
Юрий Прокопьевич тут же вспомнил, как в прошлом рейсе «Королев» перед самым Владивостоком попал в тайфун. Тряхнуло сильно, крен достигал 39 градусов – довольно опасный крен, смею вас заверить.
Я поведал о шторме в проливе Дрейка, когда волны, казалось, захлестывали рулевую рубку «Оби», а капитан припомнил, как однажды в сильнейший двенадцатибалльный шторм его китобоец чуть не погиб: судно легло на борт, с него сорвало шлюпки, часть фальшборта, в помещения хлынула вода… Хотя каждый моряк побывал в подобных передрягах, такие воспоминания всегда слушаются внимательно, с интересом. Тем более на судне, в открытом море: мало ли что может случиться, а такие истории – это не просто «травля», а вроде бы обмен опытом. Капитан рассказал, как удалось откачать воду, восстановить остойчивость китобойца и выйти из шторма, и заключил совсем вроде бы незначительной подробностью: – На следующий день после шторма у меня был день рождения, и его удалось отметить! Не то что в нашем прошлом рейсе, когда мы проходили с востока 180-й…
– А что случилось? – поинтересовался я.
– 180-й меридиан мы проходили 8 ноября, а мой день рождения приходится на девятое. А девятое-то исчезло, сразу десятое ноября на ступило.
– Это почему? – поразился я.
– Как почему? – в свою очередь, удивился капитан. – Вы, наверное, прослушали: «Королев» проходил 180-й меридиан с востока на запад.
– Ну и что?
Сидящие за столом переглянулись.
– А то, что в этом случае один день из календаря выпадает. Вот завтра мы перешагнем 180-й с запада на восток, и 13 мая у нас повторится дважды.
– Элементарная география, – мягко разъяснил Юрий Прокопьевич. – На этом меридиане происходит смена дат.
– Совершенно ясная вещь, – подключился Ткаченко, чувствуя, что я с крайним недоверием отношусь к этой версии. – Каждые несколько суток мы переходим в очередной часовой пояс. Сегодня разница во времени с Москвой у нас одиннадцать часов – это если смотреть на запад; а если смотреть на восток – то тринадцать. Но в момент пересечения 180-го меридиана двенадцать часов будет по обе стороны.
– Теперь ясно? – спросил Олег Ананьевич.
– Ага, – кивнул я. – Только одно… не совсем еще...
– Что именно?
– Да так, пустяки… Вот завтрашний день – почему он повторяется?
– Но ведь это элементарно! – начал горячиться Ткаченко. Потому, что мы идем на восток. А на обратном пути мы один день пропустим. Ну, поняли?
– Конечно, конечно, – торопливо согласился я, – Чего уж тут не понять, ха-ха-ха! Забавный розыгрыш!
Тут же за столом было решено передать меня в руки Шарапова.
Александр Васильевич начал спокойно. Он поставил на стол лампу и взял яблоко.
– Представьте себе, что лампа – это Солнце, а яблоко – Земля.
– Представил, – вдумчиво произнес я.
– Земля, – Александр Васильевич плавно повел яблоком, – вращается вокруг Солнца и подставляет ему то один бок, то другой, чтобы погреться. Полный оборот вокруг своей оси она совершает за сутки. Теперь мысленно разделите земной шар на двадцать четыре часовых пояса…
– Разделил, – с готовностью сообщил я.
– Превосходно. Вот 180-й меридиан. Люди условились – ус-лови-лись, понимаете? – что здесь происходит смена дат. Именно отсюда начинается новый день на Земле. 13 мая начнется здесь! (Очередная манипуляция с яблоком). Для нас тот день повторится, но, преодолев двенадцать часовых поясов, мы обнаружим, что никакого дня мы не выиграли. Обнаружим, что догнали самих себя!
– Здорово! – искренне восхитился я. – Теперь понятно… А завтрашний день и в самом деле повторится или это шутка?
Александр Васильевич изменился в лице. Отбросив в сторону яблоко, он разложил на столе карту мира.
Через полчаса Шарапов сдался. Всегда тихий и спокойный, он начал говорить быстро, сбивчиво и, в конце концов перешел на крик.
Мне стало жаль этого хорошего, но упорствующего в своем заблуждении человека. Я соврал, что все понял, поблагодарил и тихо удалился, оставив Александра Васильевича в состоянии, близком к ярости.
Но когда 13 мая и в самом деле повторилось дважды, я бросил науке перчатку. Я заявил, что смена дат – просто шарлатанство и никто на свете не докажет мне, что это не так. Тогда за меня взялся Пушистов: он набросал штук сто формул, запутался в них и, к моему глубочайшему удовлетворению, пробормотал: «Гм… в самом деле что-то не так…» Отныне я мог ссылаться на авторитет Пушистова и вещал: «Даже сам Петя!..» За честь науки вступился Вилли. Сначала он нарисовал шар, но я даже отказался на него смотреть, так как был сыт по горло лампой и яблоками. Тогда Вилли потащил меня в штурманскую рубку, где имелась наглядная карта часовых. поясов, и ласково, как больного, умолял в нее поверить. Но тут подошел один из штурманов и признался, что тоже не понимает чертовщины с исчезающими и повторяющимися днями. Более того, он сказал, что на этой пресловутой смене дат свихнулось не одно поколение штурманов.