И вот повторил бы подвиг предков славный воевода Даниил Адашев всего с восемью тысячами ратников.
Нет, не сложность пути останавливала Ивана Грозного от решительного и такого важного для России шага. А что же? Ни тогда, ни сейчас никто толком на этот вопрос ответить не может. Сам Иван Грозный не оставил исповеди по этому факту, а высказывать предположения и строить догадки вряд ли благодарное занятие. В точности известно только одно: чаяния патриотов эпохи Ивана Грозного воплотились в жизнь лишь при Екатерине Второй.
И всё же — гадают историки, выдвигая всё новые версии. Одна из них, на первый взгляд не очень приемлемая, — боязнь Ивана Грозного потерять трон. Царь стал очень подозрительным после выздоровления. Ведь самые любимые и самые верные, как он считал до болезни, слуги ему изменили: и Сильвестр, и Адашев, вроде бы не вступая в горячие споры, которые бушевали в сенях перед опочивальней государя, всё же не присягали царевичу дитяти Дмитрию, ратуя как бы между делом за присягу Владимиру Андреевичу Старицкому, дяде царевича. Они, стало быть, выступали за возврат к старому порядку (по нему дядя имел преимущество перед племянником), от этого не так давно Даниловичи отказались, перешли на прямое наследование от отца к сыну, чтобы избавиться от междоусобной борьбы за трон. Разве мог после случившегося не опасаться государь своих любимцев: уйдёт вся рать из Москвы, да ещё если он сам её поведёт, сторонники двоюродного брата Владимира Старицкого устроят переворот.
Могло такое случиться? Вполне. И если в этой версии — истина, тогда не интересы отечества останавливали царя от важного для Россия похода, но свои личные интересы, опасение потерять трон. Действительно, ему уже начали нашёптывать наиболее приблизившиеся к трону из той тысячи, которая была отобрана в Кремлёвскую аристократию по предложению (на свою голову) Адашева, будто и он, и Сильвестр — чародеи, опутавшие колдовской паутиной царя, полностью подчинив его своей воле. Мол, они правят страной, а не он, самовластец, помазанник Божий.
Не верить игравшим в безмерную преданность Алексею Басманову и его сыну Фёдору, Василию Грязному, Малюте Скуратову-Бельскому? В дни болезни не они ли помешали перевороту, который готовил князь Владимир Старицкий при поддержке Шуйских и, как ни горестно это понимать, Сильвестра и Адашева. А избранные дворяне? Особенно Малюта Скуратов поступил весьма разумно и споро: он принял присягу у дворни и, главное, у ратников Царёва полка, бывшего важнейшей опорой государя, против которой вот так, с бухты-барахты не попрёшь.
И ещё они говорили правду: по совету же Сильвестра и Адашева была создана так называемая Избранная рада, узкий круг советников государя, видную роль в котором играли сами Сильвестр и Адашев. Да иначе не могло быть: в Избранную раду входили близкие друзья любимцев царя: князь Курбский, братья Морозовы, Михаил, Владимир Воротынские, Дмитрий Курлятьев и Семён Ростовский, да ещё с ними митрополит Макарий по сану своему. Последний был ярый противник единовластия, вот почему и явных патриотов России, отличавшихся трезвым умом и дальновидностью, охальники наделяли митрополитовой враждебностью, и Иван Грозный верил хулителям без сомнения. Если он поначалу считал Избранную раду добрым подспорьем себе в управлении державой и в связях с иноземными послами, то под влиянием недругов — обладателей светлого ума и честности круто изменил своё мнение, заподозрив, что рада отбирает у него единоличную власть.
Как бы подтверждая зловредную клевету, вдруг на любимую жену Ивана Грозного, Анастасью[15], навалилась хворь. Болезнь для придворных лекарей была неведомая, и их методы: пускание крови, примочки, прижигания, травные настои, не приносили желаемого результата. Царица угасала. Тут же наушники зашептали о колдовстве, о чёрной магии и заклинаниях. Нашлись даже свидетели связи Адашева и Сильвестра с чародейками. Схватили какую-то польскую вдову, якобы подружку Адашева, пытали её, и хотя не получили от неё желаемого признания, казнили. Вместе с сыновьями.
Иван Грозный всё более и более гневался на своих бывших любимцев, в которых прежде души не чаял. Уход в монастырь Сильвестра — явное подтверждение его нечистой совести, постоянно твердили Малюта Скуратов, Алексей Басманов, Василий Грязной и даже братья царицы, которые отчего-то недолюбливали иерея с Адашевым. Вся эта группа усилила нажим на царя, радуясь малодушию Сильвестра, оставившего Адашева в одиночестве и вполне справедливо полагая, что с одним справиться будет легче.
15