Выбрать главу

Казимир Валишевский

Вокруг трона

ПРЕДИСЛОВИЕ

Читатели «Романа Императрицы» знают, что автор рассчитывал дополнить свой труд за счет работ, появляющихся в настоящее время. Он не полагает, что нуждается в оправдании. Какова бы ни была личность, которую мы пытаемся вызвать из прошлого, историческое значение среды, всегда важное, еще более расширяется для первых ролей человеческой драмы: сильных индивидуальностей, энергичных характеров. И оно все увеличивается, доходя как бы до раздвоения нравственной личности в окружающей среде, так что кажется, наконец, будто мы видим в последней как бы продолжение, прямую преемственность этого существа, одаренного чрезвычайной силой.

Екатерина, по преимуществу, принадлежит к этому исключительному разряду. Из всего, составившего ее величие, престиж и обаяние, она, можно сказать, ничего не получила по наследству. Она сама завоевала или создала все, окружавшее ее: дворцы, в которых жила, большей частью выстроены ею самой; людей, служивших ей, она не только выбирала, но – лучше того – сама наложила на них отпечаток, какой ей был нужен, вдохнула в них, следовательно, много своего. Среди ее сотрудников, даже тех, которые внесли в свою службу ей наибольшее количество личных достоинств, инициативы и даже оригинальности, многих она имела полное право назвать своими воспитанниками. И гениальный Потемкин принадлежал к числу их. Из среды ее поклонников некоторые дошли в преклонении перед ее личностью не только до более или менее добровольного самоотречения, но до действительной потери индивидуальности: пример – Гримм. И, таким образом, говоря о нем и других, мне всегда придется говорить о ней, и главным образом о ней. Не потому, что эти лица не были интересны сами по себе: в этой среде, которую я намереваюсь осветить, явится на границах Азии не только Россия, но вся современная Европа – Европа политическая, литературная и философская, в лице некоторых наиболее знаменитых ее представителей; и, показывая Екатерину среди тех, кто способствовал ее величию, я выставляю также соприкосновение двух миров.

Прежде чем приступить к своему труду, я пожелал посетить места, где протекла эта единственная в своем роде жизнь, некоторые стороны которой я намереваюсь воспроизвести. Я надеялся найти там какие-нибудь более определенные, более жизненные следы, чем те, которые может дать историку мертвая буква документа. Увы! Я нашел только полную пустоту, образовавшуюся – уже так скоро! – после всего исчезнувшего. В петербургских дворцах, даже в Эрмитаже – нет ничего или сохранилось очень мало: сгоревшее в царствовании Николая I великолепное здание Растрелли было перестроено с самого основания. В Царском почти ничего не осталось: исчезло все роскошное или изящное, так восхищавшее Сегюра; разрушена та интимная обстановка, среди которой под благосклонным взглядом божества, воспетого Вольтером, состязались в остроумии находчивый принц де Линь, изобретательный Потемкин и несколько грубовато-шутливый Нарышкин. Новое убранство, новые вещи изгладили одно, заняли место другого. Петр Великий в этом отношении оказался счастливее: его деревянный домик, в своей великой бедности и с так много говорящей исторической меблировкой, стоит до сих пор неприкосновенным на хладных берегах, которые Петр сумел вызвать к жизни. Различные мелкие вещи, принадлежавшие внуку Екатерины, благоговейно сохраняются в Царском. Между внуком и бабкой разверзлась пропасть: тут сказалась злопамятность Павла, угрызения совести Александра I. Во дворце Павла помещается учебное заведение, а комната, где император спал в ночь 12 марта 1801 года, превращена в церковь.

В Москве – тоже ничего, а в окрестностях – в Царицыне – развалины на месте одной из любимых резиденций Екатерины!

Люди и события в России сменяются быстро: поздно вступив в историю, как бы спеша жить, этот народ даже будто нарочно помогает разрушительному делу времени. У этого величия и этой цивилизации, едва просуществовавших век, уже есть свои развалины.

Более цельным и узнаваемым образ обаятельной государыни явился передо мной в мемуарах нескольких почитателей старины, набожных хранителей преданий и традиций, которые, однако, тоже изглаживаются. История должна поспешить за ними со своей созидательной работой.

Мне не приходится просить внимания к моему труду: читатель уже почтил меня им. Для тех усилий, которые я еще вложу в свою работу, мне остается только надеяться и впредь на то снисхождение, благотворное действие которого я уже испытал и оценил.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

ЕКАТЕРИНА ВЕЛИКАЯ

Глава 1

Государственные люди [1]

I. Русские, малороссы и иностранцы. Первые роли и статисты. – Немцы. – II. Панин. – Министр переходного времени. – Борьба с фаворитами. – Личное вмешательство в политику Екатерины. – III. Князь Вяземский – Глебов. – Либерализм и ретроградное направление. – Чернышовы. – IV. Безбородко. – Завтрак, имевший важные последствия. – Императорский фактотум. – Торжество хохла. – Влияние плохо натянутых чулок на карьеру государственного человека. – V. Другой малоросс: граф Разумовский. – Уничтожение гетманства. – Присоединение Малороссии. – VI. Иностранные сотрудники. – Бестужев, Миних. – Сочинитель мадригалов. – VII. Остерман. – Кейзерлинг. – Штакельберг. – Сиверс. – Второй раздел Польши.

I

С 1788 по 1790 г., в течение войны со Швецией, так необдуманно начатой и так мужественно веденной, Екатерина Великая, или, как ее называл Вольтер, Екатерина Великий, пережила, как известно, немало тяжелых часов. Было время, что не получалось ровно никаких известий, и можно было опасаться, что флот Грейга постигла какая-нибудь ужасная катастрофа. Наконец, прибыл курьер от адмирала. Екатерина велела немедленно прочесть себе депеши. Нагнал ли он неприятеля? разбил ли его? Нет еще; но встреча была неминуема; обе эскадры находились друг от друга на расстоянии двенадцати морских миль. Екатерина вопросительно взглянула на окружающих: морская миля, сколько это? Окружающие молчали. Тут был и красавец Мамонов, знавший все – как часто говорила императрица – ничему не учившись. Он молчал, наравне с прочими. Решили послать в Адмиралтейство; но в это время находились в Царском, и пришлось ждать ответа до вечера. Прислали сказать, что морская миля равна семи верстам. Это было большим разочарованием для Екатерины; она сильно рассердилась на своего адмирала: ей бы хотелось, чтоб ее и шведские суда сошлись; а фантастический расчет Адмиралтейства еще увеличивал настоящее расстояние, указанное Грейгом. Вот как ей служили и какие сведения доставляли.

«Я воевала без адмиралов и заключила мир без министров», – говорила она после этого тяжелого времени. Вызванные смесью горечи и гордости, эти слова были совершенно справедливы и могут относиться даже к большей части ее царствования. Однако напрасно Екатерина обвиняла в этом судьбу: она сама относилась очень равнодушно к выбору людей, которые должны были помогать ее начинаниям; по ее мнению, что один человек, что другой – безразлично. Это характеристическая черта ее истории с той точки зрения, с которой мы приступаем к ней теперь. Людей действительно выдающихся было мало среди окружавших ее; ее можно не винить в этом; но и из числа их ни одного нельзя измерить полной величиной, так как она царствовала и правила, и в этом нельзя не видать прямого следствия взглядов и принципов чисто личных, применяемых ею к правлению; а также и особенности ее характера. Между качествами, которыми должен бы отличаться предпочитаемый сотрудник правительницы, она ценила особенно одно: гибкость. Но последняя редко уживается с действительно выдающимся умом. В Екатерине в полной мере была развита наклонность к деспотизму, допустимому при ее положении самодержицы, но также к капризу и причудам – свойствам женщины. Это был самый существенный недостаток ее умственного склада. Но она отличалась вместе с тем способностью извлекать пользу как из своих недостатков, так и достоинств, не стремясь ни к чему более; и это также вело Екатерину к тому, что она мало ценила действительные достоинства сотрудников, которых привлекала. Ей скоро представился случай убедиться, что знание людей, угадывание их способностей и достоинств – не ее ума дело. Ее первый выбор среди высших сановников был несчастлив: он пал на Теплова – попросту плута. При склонности к крайностям, свойственной ее уму, этого было достаточно, чтоб императрица уверилась, что она будет находить Тепловых повсюду и что, следовательно, самое лучшее, что она может сделать – это надеяться в ведении своих дел исключительно на себя. Однако, так как эти дела касались и России, то она поняла, что они слишком сложны и обширны, чтоб ей было возможно выполнить безусловно программу личного управления, возникшую в ее уме тотчас после восшествия на престол – самую исключительную, обширную и вместе с тем удобопонятную, какую можно себе представить. Таким образом у нее появились первые министры, также как главнокомандующие ее армией. А в лице Потемкина у нее даже оказался как бы вице-император, с видом полусамодержца и повелителя. Но наружность, при более близком знакомстве с порядком вещей, мало соответствовала действительности. Эти министры и генералы, даже самый этот alter ego, столь внушительный с виду, были не только орудиями, которыми единственная рука управляла всегда с известной суровостью и незаметно, не давая воли, постоянно грозя сломить их не сегодня-завтра, без всякой возможности сопротивления – это были, по большей части, ее креатуры, в буквальном смысле слова; существа, созданные целиком той же искусной рукой и носящие во всех своих делах ее отпечаток. И, таким образом, история государственных людей и полководцев, прославивших царствование Екатерины, является в значительной степени ее собственной историей.

вернуться

1

«Русский Архив». Различные документы. 1876, I; Arneth. Maria Theresia und Joseph II; Бильбасов. История Екатерины; Blum. Ein russischer Staatsmann (Биография Сиверса); Correspondence politique, Архив французского Министерства иностранных дел; «Политическая переписка» в сборнике Императорского Русского Исторического Общества, тома: X, XIX, XXII, XXVI, XXVII, XXIX, XLVI, XLVII. «Корреспонденция» Миниха, изданная Бюшингом; Григорович. Биография Безбородко; «Записки» князя Долгорукова, Энгельгарта, Греча, Гарновского, Комаровского, лорда Мальмсбера, Палеро; Лазаревский. Малорусские исследования; Лебедев. Граф Панин; Материалы для биографии Безбородко, опубликованные в «Русском Архиве», 1875, II; Journal de Saint-Pétersbourg; Чтения. 1863; Соловьев. История России. XXV; Терещенко. Биографии министров.