Вокруг закона Вернера
В германском, а может быть, и во всем индоевропейском языкознании нет более знаменитого закона, чем закон Вернера. Его формулировка давно вошла во все учебники и в наиболее общем виде звучит так: «Если в раннегерманском щелевой согласный стоял после неударного слога, он озвончался». Сформулировав свой закон, К. Вернер попутно доказал, что германское ударение не всегда было закреплено на корне. Поскольку, например, в готском существительном fadar ‘отец’ между гласными стоит ⟨d⟩ (графема, обозначавшая звук типа того, с которого начинается современное англ. this, хотя в fadar он восходит к индоевропейскому /t/: ср. лат. pater и т. д.), значит, первый слог в этом слове когда-то был безударным, как в греческом и санскритском соответствиях.
Закон Вернера был признан сразу и безоговорочно (многолетняя история его изучения сводится к попыткам уточнить условия, в которых он действовал), и этот факт небезынтересен для истории лингвистических учений, ибо примеров такого единодушия в языкознании не так много. А между тем закон Вернера оставляет ряд вопросов без верного ответа, о чем К. Вернер прекрасно знал. Ниже представлена краткая библиография по этой проблеме, главные работы собрал и прокомментировал в своей антологии Е. Роот [Rooth 1974], почти полный список книг и статей, относящихся к данному вопросу, приведен Н. Коллинджем [Collinge 1985, 211—216], а более поздние исследования учтены К. Рамерсом [Ramers 1994] и С. Судзуки [Suzuki 1994]. Поучителен подход к закону Вернера. В методах ведения лингвистической (да и всякой научной) полемики можно заметить две основные линии.
Вариант первый. Предлагается некая гипотеза. Она хорошо объясняет факты, послужившие ей основой, несколько хуже какие-то другие, а что-то не объясняет вовсе. На этом основании ее отвергают, ибо исследователи склонны придерживаться точки зрения «все или ничего». Соблазнительно иметь учение, которое непобедимо, потому что оно верно, и приятно набрать сто процентов голосов, но в языковой реконструкции никогда не удается достичь подобных результатов: что-то где-то обычно не сходится. Важно не отвергать с порога результат, удовлетворяющий не вполне, а постараться истолковать слабые места или даже смириться с тем, что свет проник не во все углы. В отношении себя мы так обычно и поступаем, но когда дело касается других, большинство из нас не знает пощады. Для опровержения оппонента достаточно нескольких строк. Например, говорится, что реконструкция подходит для западногерманского, но сходные явления произошли и в древнеисландском, а там таких условий, как в английском, фризском, голландском и немецком, не было, следовательно, вывод ошибочен и для западногерманского. Наука наиболее плодотворно развивается там, где она избегает максимализма. Более ста лет пытаются залатать дыры в законе Вернера, и именно поэтому удалось открыть так много нового и интересного. Но, конечно, закон Вернера — особый случай: примеры, на которых он зиждется, не могут быть объяснены по-иному.
Вариант второй. Вместо некой гипотезы предлагают другую. Например, есть основания думать, что датский толчок возник на высокой ноте фонации. Но высказываются (столь же веские или столь же неопределенные) соображения в пользу того, что толчок образовался на низкой ноте. Факт альтернативного объяснения считается достаточным, чтобы объявить предыдущее опровергнутым. Последствия подобной практики известны: по ряду вопросов существует столько же мнений, сколько людей, этими вопросами занимавшихся. Все сказанное выше относится к реконструкции. В теоретическом языкознании дело обстоит еще хуже. Как и все мои предшественники, я не сомневаюсь в истинности закона Вернера, а надеюсь лишь лучше понять его смысл, но вполне осознаю умозрительность своих решений.
Действие закона, открытого К. Вернером, упирается в хронологический парадокс. Поскольку закон предполагает свободное ударение, то он должен был действовать до того, как в германских языках ударение закрепилось на первом слоге, но в той мере, в какой речь идет о правиле, регулирующем появление глухих и звонких спирантов, ему по определению нужны спиранты, а в германском почти все они появились в результате Первого передвижения (или Первого перебоя) согласных из */p t k/. Старым спирантом было лишь «шепелявое» /s/. В индоевропейском, из которого исходит реконструкция германских языков, кроме /s/ принято обнаруживать только глухие и звонкие смычные и какой-то третий ряд, традиционно отождествлявшийся со звонкими придыхательными. Из указанного парадокса есть как будто несколько выходов, но на поверку все они оказываются ложными.