Почему нет ротацизма в reisa и tease и есть он в ker и berry? Реконструируют дублеты *basja и *bazja, *kas и *kaz (так как их для того и ввели, чтобы понять современные формы, то объяснительной силы они не имеют) или просто упоминают закон Вернера, который, как волшебная палочка, превращает любой глухой спирант в звонкий. Разумеется, раз есть формы reisa и rear, kas и ker, bes и berry, должны были быть дублеты *raisjan — *raizjan и т. д. Но каково их происхождение и что не сработало в tease? «Незаконные» формы можно объяснить, только введя в реконструкцию фактор неопределенности. По каким-то причинам фразовое ударение (тон) обычно падало на корень в *taisjan, а в *raisjan конкурировали формы с корневым и суффиксальным ударением. В рамках словесного ударения такие колебания объяснить трудно.
Самый главный «сбой» закон Вернера дает в готском. Звонких щелевых, возникших по этому закону, в готском множество, но их почти нет в глаголах, т. е. именно там, где они всего заметнее и регулярнее в западногерманском и скандинавском ареалах. Как уже упоминалось, глухие спиранты закономерны в формах, образованных от основы презенса, и в прошедшем времени единственного числа; во множественном числе прошедшего времени и в перфектном причастии ожидается звонкий. С учетом последующего изменения спирантов в смычные так и происходит, например, в древненемецком глаголе ziohan ‘тянуть’: ziohan — zoh — zugum — gizogan. Но в готском находим tiuhan — tauh — tauhun — tauhans.
Причин этой аномалии называлось несколько. Самая неубедительная из них, как обычно, хронологическая. Процесс фиксации ударения на корневом слоге должен был занять долгое время, и было высказано предположение, что в готских глаголах начальное ударение закрепилось до того, как начал действовать указанный закон. Неприемлема мысль, что закон Вернера возник «вдруг», как бог из машины. Кроме того, в двух претерито-презентных глаголах (в которых, судя по всему, сохранился архаичный тип спряжения) согласные чередуются так, как и предсказывает закон Вернера. С. Судзуки [Suzuki 1994, 222] с полным основанием отрицает хронологическую гипотезу. Остается в силе традиционный вывод, что в готском произошло выравнивание в пользу глухих спирантов. Но если это так, значит, глухие и звонкие спиранты были самостоятельными фонемами; аллофоны, по определению, не подвержены аналогии — обстоятельство, отмеченное еще Л. С. Щербой. Обычно же подчеркивается, что закон Вернера произвел звонкие аллофоны спирантов и что распределение было дополнительным: глухие после ударного слога, звонкие после неударного. Эта формулировка нуждается в уточнении.
Какими бы ни были индоевропейские согласные, традиционно считавшиеся звонкими придыхательными, в процессе перебоя они сначала превратились в спиранты, а впоследствии либо сохранились в этом качестве, либо в ряде позиций изменились в смычные. По тому же перебою индоевропейские */p t k/ изменились в гоморганные им спиранты, так что, например, в готских словах типа ufar ‘над’ (с /f/, в готском не было интервокального озвончения щелевых) и liuba ‘любимый’ (с /v/) образовались противопоставления спирантов по глухости-звонкости. Таким образом, если общепринятая реконструкция Первого перебоя хотя бы приблизительно верна, то в результате данного изменения в германском праязыке возникли глухие и звонкие щелевые фонемы. Поэтому выравнивание в пользу глухих спирантов в готских сильных глаголах, хотя и не могло быть предсказано, во всяком случае не противоестественно. Скорее можно удивляться, почему сходный процесс не произошел в других германских языках.