Она до сих пор не переставала изумляться тому, как война преображает людей. Война уничтожала жизнь, но война также многому учила. В тот день, когда Мод впервые пришла в госпиталь, она была наивна и в чем-то нелепа. По-глупому оптимистична. Постепенно от ее наивности и оптимизма не осталось и следа, потому что каждый день она видела страдания своих пациентов. Немалую роль в том сыграло и грубое пробуждение от иллюзий любви. Мод давно рассталась с надеждами на то, что в один прекрасный день они со Стивеном соединятся навечно. Она стала осторожной, хладнокровной женщиной, которая видела все и которую теперь уже трудно было чем-либо удивить.
Мод повзрослела, даже постарела, как и все. Война изменила все сущее, даже ее чувство времени. Время подло и лживо — оно идет нестерпимо медленно, словно ему нет никакого дела до разрушительного действия войны. Время глухо к страданиям и невзгодам. К 1944 году Мод, двадцатичетырехлетняя женщина, уже была старшей медсестрой. Опытный закаленный медицинский работник, не теряющий присутствия духа ни при каких обстоятельствах. Казалось, она старше на десятки лет и гораздо серьезнее той девушки, какой однажды была. Она переросла амплуа инженю, и, если б жизнь была спектаклем, ей бы на сцене теперь отвели роль искушенной, несколько ожесточенной женщины, которая сумела выдержать удар в конце первого акта. Она по-прежнему поражала красотой, только немного осунулась. Мод подозревала, что вновь наивной она уже никогда не станет и даже не сможет ощутить всей полноты счастья, хоть победа и была не за горами, — слишком много всякого она повидала
Однажды вечером, в июне, вскоре после высадки союзных войск в Европе — события, вызвавшего всеобщее ликование, — Мод и Аллен отправились в местный паб «Коротышка», куда они иногда захаживали. В пабе было шумно, оживленно, кто-то где-то пел, сидевшие за одним из столиков пожилые мужчины громко хохотали — видимо, кто-то из них рассказал что-то очень смешное. Совершенно другая атмосфера, не то что в пабе «Роза и олень», подумала Мод. Хотя, конечно, она ни разу не была там с тех пор, как началась война. Правда, тогда во всех английских пабах было тихо и уныло. Посетители быстро выпивали свое пиво, стремясь поскорее опьянеть, дабы не думать о том, что надвигалось. Но сейчас, здесь, в заурядном «Коротышке», все веселились. И Аллен тоже расслабился, отметила Мод, глядя на его беспечное лицо. Сидя в непринужденной позе, он обменивался шутками с барменом и знакомым посетителем, занимавшим соседний столик. А вот Мод было не очень весело. Этот обычный паб никогда не будет «их» местом, ее и Аллена, как бы он того ни хотел.
Но ей нравилось проводить с ним время, куда бы они ни ходили. Им всегда было о чем поговорить. Он потчевал ее интересными историями из своей хирургической практики, рассказывал о своих студенческих годах или делился прочитанным в каком-нибудь из журналов. Мод знала, что Аллен — блестящий врач — и как специалист, и в силу своих человеческих качеств: в отличие от многих других докторов госпиталя, он умел жалеть больных.
Аллен Дрейк, бесспорно, был очень хороший человек, и она любила его за это и многое другое. Он был привлекательный мужчина во всех отношениях, и между ними, как это со временем случается со всеми влюбленными парами, установилось взаимопонимание. Когда он первый раз признался ей в любви, она с легким сердцем, искренне ему ответила: «Я тоже тебя люблю», и до конца вечера они оба буквально светились от счастья. Казалось, их окутывает золотистое сияние, то особое сияние, которое возникает лишь на почве взаимной любви.
Но Мод знала, что любовь бывает разная. Например, Аллен любил ее совсем не так, как она любила его, и два этих типа любви не имели ничего общего с ее любовью к Стивену. Не говоря уж про любовь Стивена к ней.
Тем не менее ее отношения с Алленом тоже считались любовью. Он всегда старался сделать так, чтобы с ним она чувствовала себя желанной, особенной, всегда старался доставить ей удовольствие, когда они предавались любви. И она со своей стороны исправно исполняла роль его любимой женщины — ходила с ним в пабы, на ужины и искренне радовалась, когда он делал ей небольшие подарки: простую брошь, декоративную заколку для волос в форме птицы.
Но сейчас, потягивая пиво в уютном шумном пабе, Аллен захотел обсудить их совместные планы «на после», как он тактично выразился.
— Я даже представить не могу это «после», — сказала Мод.
— Но оно будет. — Он чуть заметно улыбнулся. — И нам придется начинать с нуля. Всем нам, не только здесь, в Англии, но и во всей Европе. Думаю, уйдут десятилетия на то, чтобы жизнь наладилась, стала хотя бы отдаленно похожа на ту, что была прежде.