— Лучше отрежу себе язык, как тот наемник, чем буду болтать с этим ущербосом!
— Тебе надо успокоиться. Забыли о Роне, — невозмутимо, даже ласково, протягивает парень. — Давай о чем-нибудь другом. Ты так и не рассказал про наказание Сары за то, что ты отпустил убийцу.
— Я не отпускал его!
— Да, да, прости, — Иларий поднимает ладони. Из-под рукава выглядывает татуировка «Don’t be yourself». — Я тебе верю.
И как парень умудряется так легко мне уступать во всем? Сама дипломатичность.
— Сара мне поверила. А вот с Висой — поругалась. Думаю, упырь теперь на меня клыки точит.
— О-о-о, Виса мстительный! Но что он может нам сделать? Мы бессмертны. А вот он — нет. Молодость сохраняет, но убить-то его легко. Как обычного человека. Знаешь, никогда не понимал прелестей бессмертия. — Иларий вальяжно откидывается на диване с бокалом. — В чем счастье? Вечность любоваться природой? Надоест. Общаться с людьми? Убеждай меня, сколь угодно, что люди разные, а я буду несогласен. Все похожи. Скука смертная. Что еще есть на этом комке грязи, летящем по галактике, что могло бы прельстить оставаться здесь веками?
— Виски, — усмехаюсь я, мешая ячменное дитя дубовой бочки с холодной колой и вдыхая сладковатый запах.
Иларий салютует бокалом.
— За дар богов! За подаренную возможность раскрыть миру тайную часть нашей личности, — улыбаюсь я, делая глоток. — Мы жаждем бессмертия либо от страха неизвестности, либо от огромного количества незавершенных дел. У меня нет ни того ни другого. Нет ничего хуже, чем дать бессмертие тому, кто в нем не нуждается.
— Однако… ради чего ты жил?
— А я не думал об этом. Рассуждал так: вот это мне нравится. Хочу! И делал мыслимое и немыслимое для достижения цели. Так, я открыл свое дело уже в восемнадцать, купил хороший дом, дорогую машину. А смерть… умоляю, мне было плевать. Сара осуществила худший кошмар.
— Погибнуть? Прислуживать девушке? — Иларий тонко улыбается, приглаживает золотистые волосы.
— Оказаться в клетке.
— Забавно. Теперь я понимаю, почему ты нравишься Саре. У вас общие страхи.
— Ее страх не стал реальностью.
Иларий облизывает губы и делает глоток.
— А по поводу Висы.... Сначала я подумал, что он и есть ваш Волаглион.
Парень утыкается носом в бокал.
Да почему никто не хочет рассказывать о таинственном хозяине дома? Трясутся от одного его имени. Не понимаю!
Я мысленно окунаюсь в события прошедших дней, вспоминаю слова ведьмы о наемнике. Сара была в ярости из-за того, что не смогла сделать его одним из призраков в доме. Я — был поражен! Оказывается, не каждый, убитый на Платановом бульваре сорок семь, остается заточен в его темных стенах.
Сара проводит специальный ритуал.
В тот день она собиралась провернуть это и с наемником, раз добыть сведения по-другому у нее не вышло. Однако она не успела.
Виса убил мужчину и выставил виноватым — меня. Кричал, что я его отпустил, и чтобы тот не сбежал, ничего не оставалось, как перерезать наемнику горло. Я протестовал. Но все равно получил затрещину от Сары.
«Если ты его не отпускал, то должен был удержать. Вместе с тобой, Виса! Как ты посмел его убить? Позорище. Двое взрослых мужиков. И вы не смогли справиться с еле дышащим пленником?!» — орала Сара, заплевывая нас слюнями.
Вампир лишь пожимал плечами в ответ, а я думал, что ведьма, в общем-то, права. Я так и собирался сделать. Упырь полоснул горло пленнику, даже не вдумываясь в происходящее.
Иларий прерывает тираду моих мыслей:
— А, кстати, Рон рассказал Инге, что ты сам пришел в этот дом. На свидание с Сарой. Вот она и не разговаривала с тобой несколько недель. Я подслушал вчера. Случайно…
— Что?!
Диван отъезжает в сторону, сбитый моим коленом: так уж рьяно я несусь к лестнице на второй этаж.
Это была последняя крупица терпения. Пора сделать из кишок Рона гирлянды!
ГЛАВА 13. Не закрывай рот правде
Едва дошагав до спальни Рона, слышу смех Инги.
— Это мы не логичные? — лопочет кусок навоза. — Вы, девушки, выщипываете брови, чтобы потом их нарисовать.
Стараясь не скрипеть досками под ногами, я застываю у дверного проема. Заглядываю в щелку. В лицо дует влажным сквозняком, который гоняет туда-сюда янтарные занавески.
Инга лежит головой у Рона на коленях, пока тот перебирает ее черные пряди.
Моя челюсть рефлекторно сжимается, а разум ржавеет, охваченный единственным желанием — разорвать в клочья увиденную сцену. Уничтожить!
— Это не повод тыкать в лицо сороконожками и говорить, что это атрофирует мой страх перед ними, — супится Инга. — Теперь перед глазами стоит, как эта гадость кровожадно шевелит усами.