Но как же получилось, что мастер и Маргарита прилетели в клинику к Ивану еще до того, как была официально объявлена смерть мастера? Прямого ответа текст не дает, факт смерти констатируется Прасковьей Федоровной. Это она говорит Иванушке, уже попрощавшемуся со своим соседом, что мастер скончался (с. 790). Вероятно, он скончался чуть раньше, а «беспокойные шаги, глухие голоса», слышимые Иваном, были вызваны более странным обстоятельством: исчезновением тела покойного, о чем даже добрейшая и правдивейшая Прасковья Федоровна не посмела сообщить душевнобольному поэту в силу полной нелепости этого обстоятельства.
Обретшие новую природу мастер и Маргарита во всем уподобились демонам из свиты Воланда. Маргарите ощущение полета уже знакомо, а вот мастера удивило, как быстро они оказались у клиники. Сливаясь с окружающим пространством, они выглядят как «три огромных пузыря» (с. 788) в пелене дождя, полностью теряют для случайных прохожих человеческий облик. В момент прощания с Москвой мастер предстает перед читателем в такой же романтизированной одежде, что и Воланд. Герои романа покидают мир живых как демоны и в демоническом облачении – неуловимые, быстрые, горделивые.
9. Прощание и вечный приют
Итак, на закате субботнего дня все земные дела закончены, но реальное время свой ход не прекращало ни на секунду, почему автор повествования постоянно сверяет субботние происшествия с часами. Конечно, это важно. Свита Воланда во главе с могущественным предводителем должна по христианским понятиям покинуть землю непременно до захода солнца. На закате заканчивается Великий пост и радостно ожидается Воскресение Христово. Ослабевает мистическое напряжение Страстной пятницы, слабеют силы тьмы. Христианское богословие утверждает, что борьба сатаны с Христом достигает высшего накала на Страстной неделе, ее предел – Страстная пятница. Евангелист Лука сравнивает эту напряженность с искушением (Лк. 4: 13; 22: 53), апостол Иоанн Богослов подчеркивает активную роль сатаны, чтобы затем выявить его поражение. Кажется, что сатана властвует, что весь ход событий подвластен ему, но на самом деле «идет князь мира сего и во Мне не имеет ничего» (Ин. 14: 30). В тот момент, когда сатана внешне демонстрирует победу, он «изгнан будет вон» (Ин. 12: 31). Дьявол не в состоянии перенести Воскресение, поэтому булгаковский Воланд должен исчезнуть к Пасхе из земного времени.[43]
Впервые намек на это обстоятельство мы встречаем в главе «Конец квартиры № 50». «Около четырех часов жаркого дня большая компания мужчин, одетых в штатское, высадилась из трех машин, несколько не доезжая до дома № 302-бис по Садовой улице» (с. 757). Этот визит был прерван дребезжащим голосом Коровьева: «Мессир! Суббота. Солнце склоняется. Нам пора» (с. 761). Яснее не выразишься! Дальнейший стремительный бег событий обусловлен этой короткой фразой. Четыре часа пополудни стали моментом активизации сил тьмы, их поспешной подготовки к бегству, – вот почему перечень событий субботнего вечера может показаться слишком торопливым и схематичным. Булгаков избрал очень точный ход: бесы торопятся, теперь уже не до тонкостей, главное – успеть как можно больше.
В четыре часа сгорела квартира № 50; Бегемот и Коровьев сожгли торгсин через четверть часа после начала пожара на Садовой (с. 762). Ровно «через минуту» (с. 767) после происшествия на Смоленской эта парочка очутилась у Грибоедова, который сгорел незамедлительно после их прихода.
Ночь настигла стремительную кавалькаду в полете далеко за пределами земного пространства. Уже прощен Коровьеву сказанный много лет назад каламбур; мастер и Маргарита достигли цели путешествия; ушел по лунному лучу Понтий Пилат. И «тогда черный Воланд, не разбирая никакой дороги, кинулся в провал, и вслед за ним, шумя, обрушилась его свита… Мастер и Маргарита увидели обещанный рассвет. Он начинался тут же, непосредственно после полуночной луны» (с. 795).
Ровно в полночь – возвещение торжества Воскресения в церкви: «Христос воскресе из мертвых, смертию смерть поправ и сущим во гробех живот даровав!» Поспешное низвержение Воланда «в провал» – конкретное подтверждение пасхального стихира: «Да воскреснет Бог и расточатся врази Его. Яко исчезает дым, да исчезнут». В пасхальную полночь исчезают все главные герои булгаковского романа: сатана со свитой, Понтий Пилат, мастер и Маргарита. Все – во вражеском стане.
Понтий Пилат, герой романа мастера, исчез, получив свободу от своего создателя – мастера. В этом месте повествователь смущает читателя: какой Понтий прощен – реальный или вымышленный? Воланд, показывая мастеру прокуратора на скальной площадке, характеризует его как историческое лицо: «Около двух тысяч лет сидит он на этой площадке и спит» (с. 798). Но добавляет: «Мне хотелось показать вам вашего героя», делая таким образом Пилата литературным персонажем.
Устами сатаны исторический персонаж объединяется с литературным, они становятся нераздельными: по версии Воланда, перед мастером предстают и исторический прототип, и герой, запечатленный мастером в его романе. Что влечет за собой новые вопросы. Во-первых, почему именно эта пасхальная ночь стала решающей в посмертной судьбе реального прокуратора? Ведь были пасхальные ночи до этого времени, будут и впереди. Во-вторых, почему именно мастер должен сказать «отпускную» фразу: «Свободен! Свободен!» Разве мастер может решать посмертную судьбу реального Понтия Пилата? А если, по смелому утверждению Воланда, мастер – провидец и так хорошо «угадал» все, воссоздав в «истинном» свете евангельскую историю, почему он попал не в рай, а все к тому же сатане? Разве может сравниться чисто человеческая слабость с прозрением Истины и единственно верным описанием последних дней Иисуса Христа?
Но вот ведь парадокс: «правдивый повествователь», не отождествляемый с мастером, утверждает, что путь, по которому поспешил освобожденный Пилат, весьма странен: «Этот герой ушел в бездну, ушел безвозвратно, прощенный в ночь на воскресенье сын короля-звездочета, жестокий пятый прокуратор Иудеи». Значит, прощение ведет из скал в бездну, и никуда больше? Не та ли это бездна, куда проваливается Воланд со свитой? А если учесть, что устремляется этот персонаж к Ершалаиму, бездной оказывается Ершалаим. Картина непростая.
Отождествлять реальный Иерусалим с Ершалаимом мастера неуместно. Иешуа, возможно, порождение Ершалаима, что же касается Иисуса Христа, то Его дом – в горнем Иерусалиме, граде Господнем. Но мастер и в скалах видит тот самый, угаданный им город, с «царствующими над ним сверкающими идолами над пышно разросшимся за много тысяч этих лун садом» (с. 798). Значит, в Ершалаиме есть время, что вполне соотносит его с земным Иерусалимом. «Луны» тысячами проходят, сад разрастается, идолы сверкают золотом, и отпущенный на волю Пилат бежит в этот город по лунной дорожке разыскивать Иешуа Га-Ноцри. Итак, Ершалаим – бездна – Иешуа – Понтий Пилат. Есть над чем задуматься.
Да и сам Понтий Пилат имеет в произведении мастера и по свидетельству Булгакова совсем не «каноническую» биографию – он «сын короля-звездочета». Родословная эта – чисто литературная. Мастер не зря накупил перед написанием своего произведения множество книг: кое-какие черты биографии Пилата он вычитал, а вовсе не угадал.
Разбирая роман Булгакова, И. Галинская указывает на то, что в «биографии» незадачливого прокуратора используются две версии сказаний о пятом прокураторе Иудеи. Немецкая (майнцская) легенда рассказывает о происхождении Пилата от прекрасной дочери мельника Пилы и короля-звездочета Ата.[44] Швейцарская легенда повествует о загробных муках Пилата, которого сатана ежегодно в Страстную пятницу поднимает на скалы со дна озера, где он погребен. «Аксессуары этой легенды также находим в булгаковском романе: когда мастер, с разрешения Сатаны, отпускает Пилату его грех, „скалистые стены“ рушатся».[45]
Свобода, данная «апокрифическому» герою, конечно же, не означает исполнения загробных чаяний исторического прототипа, не ведавшего, что в веках он станет сыном мифического короля-звездочета. Значит, на волю отпущен литературный персонаж, имевший солидную литературную биографию, переосмысленный мастером, наделенный новой психологией.