— Будем надеяться, — бодро, с оптимизмом произнес неугомонный Сиверов.
Федор Филиппович только вздохнул.
— Итак, — снова заговорил он, — на месте происшествия обнаружено восемь трупов и трое раненых, из которых один скончался в больнице.
— Ого, — с уважением произнес Сиверов. — Хорошо порезвились ребятки!
— И не говори, — согласился Потапчук. — Между прочим, тот, который умер на больничной койке, был ранен не пулей, не осколком и не ножом, а. чем бы ты думал? Кулаком! Один из покойников тоже был убит ударом кулака в лицо.
— Ничего себе, — сказал Глеб. — Так даже я не умею. Это ж какая силища должна быть у человека!
— Неимоверная, — кивнув, подтвердил Федор Филиппович. — Из обладателя этой силищи патологоанатомы извлекли восемнадцать пуль — как пистолетных, выпущенных из разных стволов, так и автоматных. Сам он, впрочем, тоже отбивался не одними кулаками. Стрелял из маузера — старого, десятизарядного, времен Первой мировой и Гражданской.
— С ума сойти, — искренне сказал Сиверов. — «С-девяносто шесть»?
— Ум-гу. Модель шестнадцатого года.
— Елки-палки! Кто ему позволил так обращаться с антиквариатом?
— Это только присказка, — обнадежил генерал. — Братва, с которой воевал этот чудо-богатырь, судя по всему, крышевала «Эдем» и прибыла туда по приглашению персонала. Зачем — спросить, увы, не у кого. Заведующий, он же главный эксперт, убит, охранник, который дежурил в тот день, тоже убит, а младший продавец хоть и невредим, но, похоже, слегка тронулся умом на почве пережитого. Во всяком случае, ментам, которые навещали его в Кащенко, ничего не удалось добиться. Похоже на то, что умники из «Эдема» пытались грубо кинуть клиента, который показался им стопроцентным лохом, и наскочили на неприятный сюрприз. Клиент приехал не один, на улице его дожидались двое приятелей, и, когда в магазин прибыла братва и там начали ломать мебель, эти самые приятели подоспели с тыла. У одного из них был «ТТ», а у другого — обрез трехлинейки образца 1891 года.
— Ой-ей-ей, — сказал Сиверов. — Они что, Музей Революции ограбили?
— В глубинке по чердакам да сараям еще и не такое можно найти, — возразил генерал. — Главное, что пользоваться этими раритетами они умели отменно.
— В глубинке? — мгновенно ухватился за ключевое слово Глеб.
— В самой что ни на есть. Северный Урал. Но об этом позже. Позволь, я для начала изложу все по порядку, тут есть кое-какие любопытные моменты, в которых не мешало бы разобраться. Словом, судя по всему, первым в магазин вошел этот богатырь, обладатель смертоносного кулака и старинного маузера. На его трупе обнаружили паспорт. Так вот, фамилия этого человека была Сохатый.
— Хм, — сказал Сиверов. — Нарочно он, что ли, ее поменял? Удивительное соответствие формы и содержания!
— Некоторое время ничего не происходило, — продолжал генерал. — Заметьте, времени было час дня, так что свидетелей оказалось предостаточно. Только особого толку от их показаний до сих пор не видать. Так вот, примерно в тринадцать тридцать к «Эдему» подкатил черный внедорожник «шевроле». Из него выгрузились четверо молодых людей и вошли в магазин, оставив водителя за рулем. Почти сразу в магазине началась драка. Немного не так, — перебил сам себя Федор Филиппович и как бы в раздумье пригубил кофе. — «Началась драка» — это не совсем то выражение. Четверо свидетелей, друг с другом незнакомых и никак между собой не связанных, утверждают, что один из пассажиров «шевроле» вдруг ни с того ни с сего просто вылетел на улицу прямо сквозь двойную витрину из закаленного стекла. Как в кино. Медики утверждают, что в этот момент он был уже мертв. Причина смерти — удар кулаком в лицо. То есть они говорят, что подобный эффект мог бы произвести удар торцом бревна или, скажем, кувалдой, но ничего похожего в «Эдеме» обнаружить не удалось.
Слушая генерала, Ирина Андронова испытывала странное, двойственное чувство. Дело было вовсе не в излишне, с ее точки зрения, подробном описании неаппетитных частностей происшествия в «Эдеме» — за время своего знакомства с Потапчуком и Сиверовым она уже успела привыкнуть к подобным разговорам. Некоторое, и притом вполне законное, недоверие вызывали сами подробности, которые казались не просто невероятными, а невозможными. Можно было подумать, что Федор Филиппович не то разыгрывает их с Глебом Петровичем, не дожидаясь наступления первого апреля, не то пересказывает бабьи сплетни — опять же с непонятной целью. Позабавиться, что ли, решил? Какие-то вооруженные антикварными стволами налетчики с Северного Урала, какие-то кинематографические полеты сквозь витрину, и все это — в центре Москвы, в двух шагах от пересечения Тверской и Садового кольца.