Он засмеялся, и я подхалимски подхватил его смех, а затем развеселился по-настоящему. Я представил Олигарха с усами, как у Бармалея, и понял, что в таком образе он вряд ли бы остался незаметным и наверняка запечатлелся бы в памяти окружающих.
Вопреки ожиданиям Наум не испортил нам вечер. Или, точнее, не испортил застолье. Олигарх, несмотря на свое автодорожное образование, видимо, прошел хорошую школу дипломатии. Он умело поддерживал разговор, к месту задавал незначительные, легкие к ответу вопросы, охотно смеялся моим и Нининым шуткам. Меня ни в какие откровенные разговоры не вовлекал, как и не касался работы фирмы. В итоге мы с аппетитом съели курицу, уговорили бутылку настойки и побаловались каким-то десертом. Но вечер все-таки пропал. Олигарх посмотрел на часы и засобирался.
– Вы тоже уходите, Родион Николаевич? – обратился он ко мне, с любопытством ожидая моего ответа.
Я мысленно выругался. Конечно, придется уйти. Куда же я денусь.
– Да, Наум Яковлевич, – фальшиво улыбаясь, ответил я. – Мне тоже уже пора. Если хотите, могу вас подвезти.
– Нет уж, нет уж, – протестующе замахал руками Олигарх. – Не будем давать Нининой охране повод задаваться вопросом, почему владелец дорогой иномарки подвозит такого, как я. Вы не похожи ни на бомбилу, ни на деда Мороза.
И он пошел надевать крутку, а мы с Ниной остались за столом. И мне было почему-то ужасно обидно уходить. Но, клянусь, это было не просто разочарование мужика, которому не обломилось потрахаться с девчонкой, а что-то большее. Нина насмешливо на меня смотрела.
– Что, Родион Николаевич, вы сегодня в пролете? – спросила она. Я усмехнулся. Нинка все больше меня удивляла. Умная зараза. И откровенная. А она, как будто читая то, что происходит у меня в голове, продолжала:
– Не расстраивайтесь, Родион Николаевич. Не все еще потеряно. Вечер прошел не зря. Вы, кажется, понравились папе.
О-ля-ля, так это, оказывается, были смотрины. Подбор племенного бычка.
По дороге домой я злился, хотя было и… смешно. А потом успокоился. Если захочу, никуда Нинка от меня не денется. А дома у меня есть другая. Моя Машка. И никакое воздержание мне не грозит.
Но все произошло не так, как я предполагал. Машка выглядела испуганной. Она сказала, что у нее боли в нижней части живота. Я тоже перепугался. Не хватало только, чтоб у нее случился выкидыш и она закровила прямо тут. Не слушая возражений, я схватил ее в охапку и потащил в больницу.
В приемном отделении царило мертвое спокойствие. Никто никуда не торопился и на больных внимания не обращал. Это раздражало. Хотя, по-честному, мы могли бы и подождать. С Машкой, похоже, никакой драмы не было. Еще в машине она сказала, что боли стали меньше, но больничный люд, скрывающий за видимостью занятости свое безделье, этого не знал и ничуть не беспокоился по поводу беременной женщины с внезапной болью. А я, во-первых, принял смородиновой настойки, а во-вторых, что намного хуже, у меня произошел двойной облом с бабами. С Нинкой из-за ее папаши, с Машкой по состоянию здоровья. У меня в крови было очень много адреналина. Не хочу вдаваться в подробности, но, когда я увидел, что сотрудники, мягко говоря, не торопятся подойти к Маше, я «немножко» возбудился и «слегка» их пожурил. Но в милицию они звонили зря. У лейтенанта, отличного мужика, тоже, как оказалось, была беременная жена. В итоге пулей прилетевший доктор осмотрел Машенцию по всем правилам пропедевтики внутренних болезней. И, слава богу (для доктора тоже), ничего опасного не нашел. Просто цистит. От этого не умирают. Но облом все-таки остался обломом.
Через несколько дней меня вызвал Тимур. Наши отношения с ним за эти дни сильно подпортились, хотя до явного конфликта дело не доходило. И я даже не понимал почему. Я имею в виду испорченные отношения, а не конфликт. В конце концов, никакой драмы в том, что наши мнения не совпали, не было. Хотя, если по-честному, в данном случае он мог решить, что я действовал через его голову. И в какой-то степени был прав. Раньше-то мы, как правило, пели дуэтом. А тут волею обстоятельств возник расклад, что он оказался и против меня, и против Олигарха.
Но когда Тимур заговорил, я понял, что все даже хуже, чем я предполагал.
– Мне звонил Нёма и просил, чтобы я послал тебя к нему. Так что в два ты должен быть на Трубной.
Я не понимал, какого лешего Олигарху от меня надо. С Ниной после той встречи я только раз целомудренно посидел в кафе, а в делах фирмы Тимур и так вполне справлялся с обязанностями босса. Вот уж чего я меньше всего хотел, так того, чтобы он почувствовал себя выброшенным за борт. А именно так он, похоже, себя ощущал. И это ему любви ко мне не прибавляло.