Рядом две очередных бабы-паучихи чистят под присмотром Домны репу на завтра, делятся впечатлениями от Меньшака и препираются между собой.
— Я тебе что, соня, чтобы по три репы за раз чистить?
Чисто автоматом отмечаю, что не понимаю: причём здесь «соня»? С пониманием предков у меня проблемы, поэтому, опять же — автоматически, провожу микро-само-ликбез:
— Эй, бабы, а почему любители долго спать — по три репы чистят?
Бабы впадают в ступор, долго пытаются понять: что это я спросил? Я тоже пытаюсь понять: почему они вопроса не понимают? Выясняется: «соня» — это не тот, кто спит, а имя собственное. Причём не от «Соня — Золотая Ручка», а вполне нормальное, русское, исконно-посконное, женское имя.
А вот эта конкретная Соня обладает особенным свойством — ей черти прядут. Обе товарки лично этих чертей неоднократно видели, когда в избу, где эта Соня живёт, захаживали. Да и как же может быть иначе? Все нормальные бабы за вечерок делают один обычный моток пряжи, а эта молодка — три. Явная чертовщина.
Утром, в ходе своего обычного забега по контролируемым территориям, забегаю в «Паучью весь», заскакиваю в избушку к той самой Соне…
И немедленно выскакиваю. Факеншит! Полуземлянка тёмная, 12 душ, три семьи — два старших женатых сына ещё не отделённые, с жёнами. В одном углу младенец криком кричит без остановки, рядом — девчушка маленькая в жару мечется, в другом — овцы мекают, под иконами — дед со старухой наперегонки кашляют.
Однако приходится во всё это лезть. Где тут у них хозяин этого… домовладения?
— Чего сыновей не отделяешь?
— Дык… вот… Хрысь твой за пустое подворье много хочет. Ты уж скажи ему — чтоб за так отдал, а мы уж потом как-нибудь…
— А Соня — это кто?
— Сонька-то? Младшая невестка моя. Сонька, подь сюда, дура. Чего ты такого уделала, коль по твою душу сам боярыч прибежал? Отвечай лярва! Как на духу!
В избе дышать нечем, вышли с этой «дурой» во двор, следом муж её бежит. Весь в перепуге:
— А чегой-то? А кудой-то? Мы ни сном, ни духом, нигде не бывали, ничего не видали…
Начинаю выяснять подробности, баба мнётся, на мужа оглядывается. Бабе 14 лет, мужу её 16. Мужик, блин. Под носом две светлых волосины растут. Свеже-семейные — месяца два как свадьбу сыграли. Но «молодая» уже хорошо в положении. И — в положении младшей невестки. В крестьянской семье — омега. Вся грязная и тяжёлая работа — её. А у неё и вправду талант. Вот такой физкультурно-технологический: нитку она прядёт втрое быстрее, чем остальные бабы. И нитка вполне приличного качества.
— Ладно, молодята, собирайте своё барахло — дам вам у себя подворье, там жить будете.
— Не… С чего это? Не пойду я. Тута моя родина, батюшка с матушкой. Не…
— Да ты мне и даром не нужен! Но вот бабе твоей — без тебя скучно будет. Не хочешь — не надо, я её и так заберу. Такой пряхе в вашем… доме жить негоже.
— Не. Как это? Она ж — жена моя! Я ж над ней — господин! Не дозволяю!
— Это ты верно сказал. Ты ей — муж, ты ей — господин. Она в воле твоей, как ты скажешь, так и будет. Против обряда супружеского я не пойду. Как же можно? Придётся бедняжке вдовой сперва стать. Когда там твоя очередь на лесоповал идти?
У парня только кадык на тощей шее — туда-сюда, вверх-вниз, рот раскрыт и воздух хватает. Баба его — «ах-ах» и в слёзы. Старшие из избы повыскочили. Сплошное «что, где, когда» — вопросы потоком. Ответов не ждут — генерируют новые.
Скучное, бессмысленное времяпровождение. Разговаривать мне с ними не о чём. Просто потому, что им мои слова не нужны. Им нужно, чтобы меня не было, чтобы никто никаких перемен в их жизни не устраивал. Чтоб было как по старине, как «с дедов-прадедов». Ага, факеншит вам, православные.
Не будет вам «тепло», будет — «жарко». Сказал же Иисус: «Тёплых изблюю из уст своих». Каннибал из Назарета.
Тут и Хрысь с санями подошёл, начали потихоньку грузить «личные вещи». Бабы выли-выли да и сцепились. Срачицу какую-то не поделили. Так что, когда мы тронулись, провожали нас, в основном, руганью.
Трёхаем потихоньку, Соня эта на санях слёзы утирает, остальные рядом молчки топают. Хрысь, всё-таки, рискнул выяснить: а с чего это боярич такую… экспроприацию устроил.
— А ты, Хрысь, прикинь. Нормальная «паучиха» за вечер делает один моток. Это часов пять-шесть за прялкой. За год получается около сотни. Пряхи-то только зимой работают. Со всех «паучих» — тысяч пять-шесть таких мотков. А вот эта красавица зарёванная, в тёплой да чистой избе сидючи, моток за час сделает. Если её не дёргать, не посылать то в курятнике убрать, то младенцу сопли вытереть, то свёкру поклониться, то за целый день она мотков 12–15 сделает. Не гонять её лён дёргать да мять, травы поросёнку нарвать, или там, свекрухе грибочков захотелось… День воскресный и прочие особые праздники трогать не будем, но тысячи четыре мотков за год она сделает. Она одна — четыре. А все вместе остальные — хорошо, если шесть. Вот и прикинь.