Вот мне только об мокрости его задницы и волноваться! Тут бы быстренько заснуть, быстренько проснуться и бегом-бегом, каждый день сплошной стипль-чез. А ей, вишь ты, поговорить приспичило. И хоть бы по делу, а то чисто нытьё бессмысленное.
Она не угомонится никак. Начинает прижиматься, ласкаться. Но припев тот же. Дальше — больше.
— Ах нет?! Ну и не надо!
И к стенке носом.
Можно извиниться, можно приказать. Куда она денется. «Вся писаная история человечества была историей борьбы классов». А неписаная — полов. Мне нужна хоть какая «история борьбы»? В собственной постели?
На следующий день раскручивается старательно взлелеянная за ночь обида. И даёт стандартный выхлоп:
— Я сегодня устала, и голова болит.
Как мне эти… манёвры ещё по той жизни надоели! И что делать? Конечно, она — рабыня, я — рабовладелец. Я могу её продать, зарезать, пороть плетями. Без сладкого оставить. Могу приказать: ляг так, делай так, кричи вот так… Мне больше заняться нечем, кроме как пошаговую инструкцию составлять да исполнение корректировать?
Ну, я её и послал. В поварню спать.
У меня тут крепостничество формируется во весь рост! Исторический процесс, как кенгуру — на три века вперёд прыгает, а она мне забастовку с сомкнутыми коленками устраивает! Кто это мной манипулировать вздумал?! Деловые решения по своему хотению из меня выбивать?! Пшла вон.
Люблю я, знаете ли, свободный рынок. Ну, где «спрос определяет предложение». «Спрос» у меня… возник. Тут же возникло и кому предложиться — Беспута заявилась. Чисто совпадение. Но — своевременное.
Только я её в нужную позицию развернул, в рамках всё той же медвежьей полости, пошло дежавю. В смысле: стук-грюк и на пороге возникает Трифена. Мизансцена та же, зритель другой. Повторяем. Почти один в один, только напоследок, уже выходя мимо неё из избы, бросил:
— Как Беспута оденется — прибери тут. Шкуру медвежью на двор вынеси да почисти.
Через полчаса, я уже на стропилах сижу, прибегает Беспута и щебечет:
— Я там этой чернавке указала… она такая тупая да ленивая… гнал бы ты, господин… — и достаточно откровенно намекает: — Я-то вот она. Зачем тебе та черномазая?
И пока я в глубокой задумчивости соображаю: как бы мне слуховое окно на фронтоне сделать с минимальными трудозатратами, эта штучка начинает мне рассказывать про то, какого хорошего паренька я вчера на кирпичи отправил.
— Уж он и умница, и хозяин добрый… и к тебе завсегда с уважением… и жена у него молодая на сносях… и по дому-то у него дел спешных — море разливанное… а что он на лесоповал не пошёл, дык то Хрысь виноват — сказал не так… а Хрысь-то, слышь-ка, его издавна невзлюбил, вот и придирается по злобе-то… а мужичок-то — никакого худа не делал, страдает ни за что, отпустить его домой надобно, с холоду да сырости… а я тебя по всякому ещё ублажу… и тебе сладко будет, и бедняга к жёнке под бочок завалится…
У меня и так-то… мокрая холодная жердь под задницей, да топор в руках. А тут такие связочки. Прямо по Далю: «кому телята, а ей всё ребята».
Чем Беспута хороша — врёт не подумавши.
Оцените глубину мысли.
Пришлось слезать и докапываться до первоисточника. В три итерации выясняется: вчера пришёл к Беспуте отец наказанного лентяя, и пообещал девке попону, если она уговорит меня отпустить парня «с кирпичей» домой.
— Беспута! На кой чёрт тебе попона?! Ты ж не лошадь?
— Да ты глухой совсем! Не попона, а запона! За-по-на. Новенькая. Всего-то три раза надёванная. Дочку-то свою он нынче замуж выдал, а запона новая осталась. Ну, ты сгоняй кого, чтобы сказал парню, что ему домой идти быстро.
Запона — это такая одежда. Исключительно девическая. Простыня с дыркой для головы, длиной по лодыжки. Надевается поверх рубахи и подпоясывается. Бывает ещё сшитой по бокам.
С запоной я понимаю. Я не понимаю — по какой статье УК квалифицировать эти деяния?
Проституция? Она за 12 вёрст прибежала, предложилась, ублажила… Дала. Чтобы получить. От меня — решение по наказуемому для заказчика, от заказчика — материальную выгоду в форме простыни с дыркой для себя.
Исполнение постельных… ну, предположим, «деяний» — как результат обещания оплаты. Мягко говоря, не ново с обезьяньих ещё времён. Макаки ведут себя аналогично. Но в «Святой Руси»… В летописях и житиях такого нет. Хотя мог бы и сам додуматься — люди-то мало изменились. «Проституция — древнейшая из профессий». Но здесь такая изощрённая… схема получается. Не по-макакичьи. Платит — один, ублажают — другого, попона — третьей, а главная преференция — четвёртому.