Звери начали уходить на зимовье. Теперь можно было найти в лесу след косули или кабана. Белели камни пустых развалин сожженных сел, омытые частыми осенними дождями.
После ухода партизанских бригад горы словно вымерли.
Несколько раз Душко навещал мельника, который предлагал ему перезимовать у него на мельнице, а заодно и помочь ему по хозяйству. Душко благодарил Муйо, но отказывался, говоря, что останется на Совиной горе, как приказал ему лесник Михайло.
Старый Бегич от души жалел Душко.
— Бедняга, как же ты один будешь зимой-то? А вдруг волки нападут? — сокрушенно качал он головой.
— Как-нибудь справлюсь, не впервой, — уверенно отвечал парень. — Я и сам как волчонок стал…
Однажды Душко, придя на мельницу, застал Бегича склонившимся над кораном. После нападения на мельницу старик стал очень пугливым. Страх навсегда поселился в его душе. Иногда ему казалось, что торговец Стипе Баканяц вовсе не убит и что однажды ночью он снова придет и будет пытать его, как старика Джуро.
— Дядя Муйо, ты зря волнуешься, — успокаивал его Душко. — Я же тебе говорил, что Стипе Баканяца больше нет. Будь уверен, этого проклятого майора тоже не будет. Никто из этой банды больше сюда не вернется.
До того как выпал глубокий снег, Душко отправился в лес, чтобы разыскать Михайло. Партизаны, которых он встретил, сказали, что лесник нездоров и сейчас находится в своей хижине. Душко поспешил туда.
Он застал старого Михайло лежащим на лавке. Рядом сидел его верный пес Серый. Душко рассказал леснику, что в районе все спокойно, и передал ему от Муйо немного муки.
— Хорошо, если спокойно, — сказал Михайло. — И за муку спасибо. Войне вот-вот конец, а я совсем развалился: спину ломит сильно да и ревматизм разыгрался.
Душко пригласил лесника к себе, сказал, что всегда рад видеть его на Совиной горе. Старик поблагодарил парня и пообещал, что обязательно придет, как только позволит здоровье.
Не раз лесник говорил Душко, что он должен оставаться на Совиной горе, поскольку неизвестно, что может случиться до того, как партизаны освободят город. Не разрешал он ему идти в бригаду, где находились его друзья Митко и Остоя. Михайло знал, что в душе парень сердится на него, поскольку горит желанием уйти в партизаны, чтобы отомстить за погибших родных. Лесник просто боялся, что Душко может погибнуть, а ведь он обещал своему другу Джуро, что будет следить за его внуком и никому не даст парня в обиду.
Несколько дней Душко пробыл у лесника, хозяйничал по дому. Втирал ему в спину какую-то мазь, выходил с собакой в лес на разведку, по вечерам разжигал печку и слушал рассказы Михайло о жизни.
Старик стал быстро поправляться. Когда Душко, прибрав в хижине, стал как-то чистить винтовку лесника, он вдруг сказал:
— Никогда не забуду, как ты подстрелил этого мерзавца Куделу.
Лесник задумчиво проговорил:
— Интересно знать, где эта гадина сейчас находится. Слышал я как-то, что он чуть ли не умом тронулся…
— А что ты будешь делать, когда война кончится? — поинтересовался Душко у лесника.
Михайло посмотрел на паренька удивленно: он и сам еще толком не думал об этом, все недосуг было.
— На Козаре останусь, — ответил он после раздумья.
— А как же ты, больной, будешь жить зимой? Давай перебирайся ко мне, на Совиную гору. Вместе новый дом поставим, хозяйствовать будем, — предложил Душко.
— Я вот что думаю, — не ответив на его предложение, сказал Михайло, — тебе Душко, учиться бы надо.
Этих слов от лесника Душко не ожидал. Он и не думал об учебе. Что же, выходит, и ему теперь отправляться вслед за Босой?
— Дед, я Козару очень люблю, как и ты. С ней я не расстанусь, — твердо сказал он. — Один буду жить.
— Мал ты еще. Тебе сначала мир нужно посмотреть, все испытать, попробовать… А захочешь спокойствия — вернешься.
— Дед меня учил, чтобы я с тебя пример брал.
— Твой дед, Душко, был храбрый человек и мой самый близкий друг. Ты настоящий Гаич, весь в него. Я верю, ты сможешь эту зиму один прожить на Совиной горе, мне нечего бояться. Но человек должен жить среди людей, иначе он пропадет.
— Дедушка, а ты веришь, что моя мама все-таки вернется? — вдруг спросил Душко.
— Верю. И ты верь. И она живет этой же надеждой…
— Снилось мне однажды, как она мертвая по реке плыла…
— Сны, сынок, обманчивы. Иногда и не отличишь, где правда, а где ложь.