Агата отлучилась в уборную, когда Шивон принялась живо делиться впечатлениями от местных красот. Не каждый день встречаешь человека, до любых мелочей жадного, будь то новые слова, лица, ощущения. В открытом взгляде Шивон лучилось весеннее золото, как из прогалины неба среди туч. Я представил её рядом с солнечным Питером, и аж в зубах заныло от такой приторности.
Шивон без устали ласкала наш слух будничными пустяками, а я доскребал ложечкой растаявший последний шарик, исподволь пялясь на интересующие меня области её тела.
Фигура мне нравилась. Высокая, длинные ноги, как у антилопы. Что грудь маленькая, даже хорошо, природа обошлась заботливо с тонким, как стебель, станом.
– А к вам пускают гостей? – спросила вдруг Шивон, перескочив с истории о потерянном сегодня утром кошельке.
– О, это исключено, – не дала нам слова Агата, ураганом вновь ввинтившись за столик.
Я сразу обратил внимание на возникший под платьем бюстгальтер. Ух ты, какая забота о младшей сестре!
– Роданфорд – закрытое место, – подчеркнула Агата.
– Очень жаль, я бы хотела посмотреть здание. Ты говорила, семнадцатый век?
– О, нет, восемнадцатый, – охладила сестрин пыл Агата. – Но его обитатели переживают постпубертатный период: гиперфункцию гипоталамо-гипофизарной системы и разгул тестостерона, – она ехидно покосилась в мою сторону.
– Нет ничего проще. Можно осмотреть здание ночью, – поддразнил я Агату.
Она впилась в меня рассерженным взглядом.
– Лес не без шакалов.
Я закатил глаза, оттопырив языком щёку.
– Закончим пустые разговоры. Мы здорово припозднились, – подытожила Агата, не обратив внимания на мою гримасу.
– Да, – оживился Адам.
Он подозвал официантку.
Я нашарил кое-что в кармане, когда потянулся за деньгами.
– Ты знаешь, что это? – я хлопнул ладонью по столу; рядом с двумя бобами[52] оказался коробок с нарисованным павлином.
Реакция тех двоих была предсказуема, но я следил за лицом Шивон. Она прочла надпись на картонке – «Павлины с резервуарами на концах» и улыбнулась без всякого смущения.
– Я же не в лесу выросла, – сказала она, глядя на меня. – Благодаря этим штукам я родилась!
Шивон засмеялась, Агата прямо-таки вскипела.
– Извини, но это так смешно! Мне мама рассказывала. – Шивон переводила искрящийся взгляд с меня на Адама. – Когда моя мама и наш папа встречались, Агате было четыре или пять лет. И однажды, когда мама гостила у папы, Агата решила примерить шляпку моей мамы, и там, под лентой, она обнаружила хранившиеся презервативы…
Два божьих одуванчика за соседним столом в ужасе напряглись и уставились в нашу сторону. Я приветливо кивнул им:
– Добрый день, леди!
Они отвернулись.
– Мама всегда такой чудной, экстремальной была, – весело продолжила Шивон. – А Агата не знала, что это за штуки, думала, что воздушные шары для праздника – у папы как раз день рождения должен был быть. Агата не хотела, чтобы эта тётя оставалась на праздник и дарила шары папе. Она взяла и проткнула их иголкой! Вот так я и родилась!
Я хохотал так, что чуть со стула не упал. Адам смеялся втихомолку, а вот Агате хотелось испариться от смущения. Звонкий смех Шивон и мой гогот вновь привлекли почтенное внимание со стороны. Нам было не до приличий.
– Так и знал! Все толки о наивности и хрупкости… Ваша неискренность, мадемуазель… – обращался я к Агате.
– Так, мне надоело это слушать! Мы идём или нет? – потребовала Агата.
Я повернулся к Шивон, моей первой в жизни ирландке. Надо было как-то отметить это важное событие.
– Ну, надежды на тебя как на чертовски хорошего игрока в пул никакой, да?
– Играю теоретически, – сказала она.
Затем добавила: