Но я ничего не спрашивал, а мадам д'О хранила молчание. Как провинциал, я старался объяснить себе это движение в неурочные ночные часы моим незнанием городской жизни, тем более, что со стороны мадам д'О это не вызывало никаких замечаний. Я старался уверить себя, подавляя впечатление момента, что все это нормально и не предвещает ничего дурного. Кроме того, меня занимала мысль как держать себя с Паваном, в каких выражениях предупредить его о грозившей опасности, бросив в то же время ему в лицо наше обвинение в предательстве.
В полном молчании, не считая неизбежных восклицаний при встрече с какими–либо препятствиями, мы прошли с четверть мили, когда моя спутница свернула в узенький переулок и, замедлив шаги, дала понять знаком, что мы у места назначения. Она указала на дверь, над которой висела лампа, освещавшая также полуоткрытую калитку рядом с ней. Я видел как Круазет нагнулся, чтобы войти в эту калитку, и моментально отпрянул назад. Что это значило? Первой моей мыслью было, что мы опоздали, что Видам опередил нас…
Между тем все было тихо, и через мгновение я вздохнул свободнее, увидев, что Круазет отступил назад только для того, чтобы пропустить кого–то, идущего ему навстречу. Это был коадъютор. Потом Круазет проскользнул в калитку, и за ним последовали другие, причем монах не обратил на них никакого внимания. Я хотел уже войти за ними, но почувствовал, что мадам д'О сжала мою руку и лишь потом отошла от меня. Поняв это как призыв к ожиданию, я взглянул в лицо монаху. Лицо это было бледно, и на нем отражалась нечеловеческая ярость и бессильная злоба. Схватив Диану за руку, он грубо оттащил ее на несколько шагов в сторону, но я слышал их разговор.
— Его нет здесь! — прошипел монах. — Понимаете? Вечером он переехал на другую сторону реки, в Сент–Жермен, в поисках жены. И не вернулся! Он на той стороне, и полночь уже давно пробило!
Некоторое время она стояла не двигаясь, словно ее поразил удар. Случилось что–то важное, и я понял это.
— Он не может теперь вернуться? — сказала она немного погодя. — Ворота…
— Закрыты! — отвечал он. — Ключи от них в Лувре.
— А лодки, лодки на этой стороне?
— Все до последней! — отвечал он, ударяя в ярости кулаком одной руки по ладони другой. — Никто не может переехать сюда пока все не закончится.
— А в Сент–Жерменском предместье? — вполголоса спросила она.
— Там ничего не будет. Ничего.
Глава VII. МОЛОДОЙ РЫЦАРЬ
Я охотнее оставил бы их вдвоем и пошел бы прямо в дом, ибо сгорал от нетерпения скорее достигнуть цели нашей дальней поездки. Кроме того, мне совсем не нравился разговор монаха, да и не было никакого желания подслушивать его. Но я до того был поражен его гневом и грубым обращением с мадам д'О, что не решался оставить ее, пока она сама меня не отпустит. Поэтому я терпеливо ждал у двери, чувствуя себя крайне неловко, в то время, пока они вполголоса продолжали беседу, и был чрезвычайно рад, когда она наконец закончилась, и мадам д'О возвратилась ко мне. Я предложил ей свою руку, на которую она оперлась, но не спешила переступить порог калитки.
— Мсье де Кайлю, — начала она, и естественно при этом я взглянул на нее — наши глаза встретились.
Ее чудные карие очи, поблескивавшие при свете лампы, которая висела как раз над нами, пристально смотрели на меня. Уста ее были полуоткрыты, а один из золотистых локонов выбился из–под капюшона.
— Мсье де Кайлю, согласны вы оказать мне одну услугу, — продолжала она, — которой я никогда не забуду?
Я вздохнул.
— Клянусь, — произнес я с горячностью, соответствовавшей торжественности случая. — Клянусь вам, что не далее как через десять минут после исполнения мной некоторого, уже начатого, дела, я посвящу вам всю мою жизнь. Но сейчас…