Со стороны кабинета Завелли послышались шаги. Штангер сжал рукоятку пистолета и наклонился над умывальником. «Если это Бауэр, буду стрелять!» — молнией пронеслось у него в голове.
Нет, не он. Шаги удалялись и уже слышались на лестнице. Кто-то спускался па нижний этаж. Штангер перевел дыхание, покинул нишу и, никого не встретив, прошел в свой кабинет. Оглядел себя в зеркале: бледное лицо, на лбу бусинки пота.
Он вышел в парк. Постоял несколько минут, глубоко вдыхая холодный ночной воздух. Проветрившись, прошел в комнату дежурного офицера, чтобы позвонить Хелен.
Вечерние часы тянулись очень медленно. Хелен пробовала отвлечься и начала читать книгу, но ничего не могла понять из прочитанного. Ей казалось, что Штангер не позвонит. Часовая стрелка перешла цифру «10». Хелен погасила свет и лежала, охваченная тревожными мыслями. Десятки дел торопили ее возвратиться в Кенигсберг.
Было уже почти одиннадцать часов, когда раздался телефонный звонок. Штангер спросил о здоровье, самочувствии. Однако Хелен уже с первых слов поняла: время настало! В конце разговора Штангер вдруг добавил, будто вспомнив:
— Да, Хелен, Иорст просил передать тебе сердечный привет. Сердечный…
— А, спасибо… Спасибо. Передай ему тоже мой привет. Пока, дорогой.
Она положила трубку и стала быстро одеваться. Извлекла письмо, спрятала его в одежде, надела пальто и спустилась в холл.
Она быстро прошла улицы Жвирки и Вигуры, свернула на Варшавскую и сразу же на повороте наткнулась на жандармский патруль. Ее остановили. Фонариками осветили лицо. Она предъявила документы. Их внимательно проверили, спросили, откуда и куда идет. Хелен объяснила, что живет в гостинице «Ритца», что вышла перед сном прогуляться, так как у нее разболелась голова. Ее отпустили.
Улица была пустынна. Впереди замаячило здание почты. Вот и почтовый ящик. Достала письмо и опустила его. Спокойно вернулась в гостиницу. Ее роль в операции была закончена. На следующий день она могла ехать в Кенигсберг.
Дежурный офицер гестапо подобострастно вытянулся. Оберштурмбанфюрер СС доктор Герберт Циммерман ответил на его приветствие и вошел в свой кабинет. Сразу же явился с докладом дежурный. Шеф гестапо выслушал рапорт, составленный из донесений, полученных ночью, и приказал принести корреспонденцию. Через минуту на его столе лежала объемистая папка.
Циммерман просмотрел донесения руководителей районных служб гестапо, корреспонденции из Управления имперской безопасности, инструкции, распоряжения. Среди этих бумаг он увидел серый конверт, на котором характерным женским почерком было написано: «Господину шефу гестапо в Белостоке, Эрихкохштрассе, 15, лично».
Циммерман разрезал конверт и извлек из него лист бумаги. Письмо было написано по-польски, и он отложил его. Просмотрев оставшуюся корреспонденцию, вызвал переводчика Иогера. Когда тот вошел, подал ему отложенное письмо и приказал перевести.
Иогер прочитал:
«Глубокоуважаемый господин начальник! Я верю Вам и поэтому после долгих раздумий осмеливаюсь посвятить Вас в один секретный вопрос. Возможно, он покажется Вам пустяковым и недостойным внимания. Прошу, однако, терпеливо прочитать мое письмо до конца. Мною не руководит чувство мести, ибо оно мне чуждо.
Я хочу помочь Вам обезвредить одного скрытого врага Третьего рейха. Им является Пауль Бауэр, с которым я нахожусь в близких отношениях. Если Вам эта фамилия ничего не говорит, то я сообщаю, что Бауэр выполняет какую-то мне точно неизвестную работу в Беловеже. Иногда он пропадает там целые недели. С некоторых пор я заметила, что Бауэр ведет двойную игру. Он выставляет себя горячим приверженцем Третьего рейха, но теперь я заметила, что он имеет подозрительные контакты с людьми из так называемого бандитского движения Сопротивления и даже с бандами из пущи. Так, однажды мы шли с ним на прогулке. Дело было вечером. Из пущи к нему вышли два вооруженных человека. Бауэр попросил у меня извинения и отошел с ними в кусты. Когда он спустя продолжительное время вернулся и я спросила его, что все это значит, он сказал, что это его служебные дела. Ночью я проверила его куртку. В ее карманах оказались коммунистические листовки, какие-то бумажки, испещренные цифрами. Однажды, будучи довольно пьяным, он заявил, что только дурак может верить в победу Третьего рейха и что мудрые люди уже сегодня готовятся к другому развитию событий. Я боюсь этого человека. Возможно, этим письмом я приговорила себя к смерти. Однако я верю, что все, о чем я пишу, будет известно только Вам. Письмо по известным причинам я не подписываю. Если Вы используете его — хорошо, а если нет, то пусть Бауэр продолжает свою враждебную работу. Хайль Гитлер!»
Циммерман, попыхивая трубкой, внимательно выслушал все, что прочитал Иогер.
— Какая почта проштемпелевала конверт?
— Белостокская.
— Хорошо. Напечатайте его на машинке в нескольких экземплярах.
Иогер вышел. Час спустя переведенное и напечатанное письмо оказалось на столе Циммермана. Он вызвал в кабинет Гаусмана — начальника III отделения, Шмидта — шефа отделения разведки гестапо и Хаймбаха — начальника IV отделения. Циммерман вручил им копии письма, а когда они прочитали его, спросил:
— Кто из вас слышал что-нибудь об этом человеке?
— Я, — ответил Шмидт. — Разрешите, я позвоню своим людям и выясню более подробные данные о нем?
— Пожалуйста. — Циммерман указал на телефон.
Не прошло и четверти часа, как в кабинете Циммермана появился Гольдхаммер и вручил Шмидту лист бумаги.
— Герр оберштурмбанфюрер, это человек абвера. К тому же пользуется там большим доверием, — добавил он.
— Тем хуже для них! — заявил Циммерман.
— Он используется для разного рода разведывательных операций, и даже за линией фронта…
— Где он и был перевербован! — вставил шеф.
— Это не исключено, — поддакнул Шмидт. — Больше в данную минуту я о нем ничего не знаю.
— Достаточно! Что вы скажете по этому поводу, господа? — Циммерман взглянул на Хаймбаха и Гаусмана.
— Я давно считаю, что в абвере вьют гнезда наши враги. Их агенты уже не однажды работали на обе стороны. Об этом свидетельствует случай с Бланке, которого накрыли и ликвидировали в шифровальной комнате, Завелли и Фриватт думают, что они собаку съели в разведке. А каково их мнение о нас, об этом как нельзя лучше говорят донесения Клаузера. Эта зазнавшаяся шайка офицеров слишком много о себе возомнила!
— Вы правы, герр гауптштурмфюрер! — подытожил Циммерман. — Ваши предложения.
— Арестовать, и немедленно! — заявили все разом.
— Да, арестовать, — подтвердил Циммерман. — Мы утрем нос этим спесивцам! Докажем, чья разведка работает лучше. И этим еще раз скомпрометируем абвер. Не лишним будет узнать мнение капитана Клаузера об этом Бауэре. Операцию поручаю вам! — обратился он к Хаймбаху.
Поздним вечером к резиденции центра «Хорн» в Беловеже подкатил черный лимузин. Из него вышли Хаймбах, Махоль и Кёниг. Сначала они направились к унтерштурмфюреру Киллеру — шефу представительства гестапо в Беловеже, где их уже ждал капитан Клаузер. Прибывшие вручили ему копию анонимки и поинтересовались его мнением, Клаузер заявил, что он тоже подозревал Бауэра, и уверен, что содержание письма соответствует действительности. Клаузер подозревал здесь каждого и, стремясь угодить своим шефам из гестапо, готов был предать весь личный состав разведки в Беловеже. Хаймбаху, однако, было достаточно его мнения. Они направились во дворец.
В секретариате майора за столом сидел Хайден и печатал на машинке. Увидев Хаймбаха и других вошедших гестаповцев, он вскочил с места.
— Хайль Гитлер, герр лейтенант!
— Хайль Гитлер! Слушаю вас, господа.
— У нас срочное дело к майору Завелли, — сказал Хаймбах.
— Герр майор очень занят. Он предупредил, чтобы никого не принимать. Разве что но вопросам чрезвычайной государственной важности…