- Справедливость? – переспросил потрясенный отец Франсуа. – Как вы смеете говорить мне о справедливости?! Не произносите это высокое слово! В ваших устах и имя святого звучало бы, как богохульство! Вы пришли вершить произвол, а не восстанавливать поруганную справедливость! Кто защищает ее с топорами в руках, круша все подряд в чужих владениях?! Вся округа стонет от ваших диких преступлений, сеньор де Кистель! Если вас обошли в правах (чему я нисколько не верю), то подайте прошение в суд, а не берите на себя обязанности судей, государей и самого Господа Бога!
В это мгновенье раздался ужасающий треск. И не успел аббат отскочить в сторону, как огромное, раскидистое дерево с шумом повалилось на землю, шелестя ломающимися ветвями и утопая в сверкающем фонтане брызг, взметенном из холодных луж. С горечью и грустью посмотрел отец Франсуа на поверженного гиганта. Когда-то мощный, высокий, шелестящий густой зеленой кроной, несчастный дуб теперь беспомощно и одиноко лежал у ног людей…
- Что вы натворили? – тихо и печально произнес аббат, не отрывая взора от погибшего дерева. – Быть может, этот дуб видел еще времена Ренье Длинношеего13, а вы уничтожили его вековые сны в один страшный миг…
- Может прикажете мне разрыдаться над горой сухой древесины? – издевательски осведомился барон.
- Сомневаюсь, что даже сам Господь сможет заставить вас плакать на Страшном суде, - сказал настоятель. – Не думайте, что я оставлю безнаказанными ваши ужасные бесчинства! Я обращусь к графу де Леруа, вашему сеньору… Если будет нужно, подам жалобу самому графу Эно или епископу Льежскому!
- Что мне до них! Можете жаловаться хоть самому французскому королю или римскому папе! Все они далеко. А здесь хозяин я и мой добрый меч! Эй, Жан, Анри, арестуйте его и отвезите с нами в замок! Там он живо заговорит по-другому!
Два храбрых воина грубо схватили старого аббата и, связав ему руки за спиной, посадили на лошадь.
- В замок! – скомандовал барон, ловко вскакивая в седло. – Никто не посмеет противиться воле славного Годфруа де Кистеля! Будь то хоть сам дьявол в своем огненном пекле!
- Да покарает вас Всевышний, если люди настолько безумны и слепы, что оставляют безнаказанными ваши жестокие злодеяния! – в отчаянии воскликнул аббат, резким движением головы отбрасывая упавшие на лоб седые волосы, и задыхаясь от бешеной скачки. – А жизнь такого несчастного и беспомощного старика, как я, стоит гораздо меньше, чем жизнь погубленного вами векового дуба!..
13 Ренье Длинношеий – лотарингский правитель IX в., от которого пошли князья, правившие впоследствии в Геннегау и Брабанте.
========== XXVIII Пленник ==========
В ловушке осьминог.
Он видит сон – такой короткий! –
Под летнею луной.
Басё
…но ты прощаешь меня, Ревекка?
- Так искренне, как только может
жертва простить своему палачу.
Вальтер Скотт «Айвенго»
Он думает, что покинет тюрьму,
потому что надеется уйти из жизни.
Виктор Гюго «Ган Исландец»
Солнце все еще стояло высоко, когда барон и аббат въехали во двор замка де Кистель в сопровождении шумной толпы вассалов и слуг мессира Годфруа. Настоятеля бесцеремонно стащили с лошади и, развязав ему руки, велели идти в замок. Он выполнил этот приказ в глубоком молчании и со спокойным достоинством.
Когда барон с пленником и несколькими вассалами вошли в просторные комнаты, им навстречу выбежал живой и красивый мальчик лет десяти. Он был одет богато, роскошно и с безупречным вкусом. На ребенке красовалось блестящее, искусно расшитое, белое с фиолетовым блио. На ногах были маленькие, аккуратные кожаные туфельки. Русые волосы с легким рыжеватым отливом были гладко причесаны. На смышленом и миловидном личике поблескивали умные и хитрые глаза.
- Ого, отец! – задорно воскликнул он. – Неужели вы захватили в походе пленника? А… это всего лишь жалкий поп, - разочарованно протянул мальчик, разглядев пыльную сутану отца Франсуа.
- Твоя мать снова нарядила тебя, как дурацкую куклу! – недовольно произнес барон де Кистель, подходя к сыну и беря его за плечи. – Ты похож на девчонку в этих чертовых тряпках.
- Нет, я настоящий рыцарь, клянусь честью! – засмеялся мальчик. – Как только вы научите меня владеть мечом, я вам это докажу! Тогда я одержу победу над всеми сеньорами в округе! А кто такой этот поп? Зачем вы его захватили?
- Этот проклятый аббат мой враг, и все тут! Не крутись под ногами. Ты мне мешаешь. Иди к своей матери.
- Враг? – не унимался ребенок. – Значит вы его убьете? Убивать монахов совсем не забавно, они ведь не могут защищаться… Но я бы все равно не отказался на это взглянуть!
- Дитя мое, надеюсь, этого не будет, - со вздохом произнес до сих пор хранивший молчание аббат. – Мне не верится, что вы злы и жестоки. Природа щедро одарила вас. В ваших глазах сияют живые мысли. Но, к несчастью, вы попали в слишком дурное окружение, которое отравляет ваши детские радости и вашу нежную невинность…
Мальчик не успел ничего ответить настоятелю, так как из соседней комнаты послышался женский голос:
- Робер! Робер, сынок, где же ты? Куда опять от меня спрятался?
- Я здесь, мама, - мгновенно отозвался он, вприпрыжку скача к двери.
В залу вошла баронесса де Кистель в скромном и простом домашнем платье. Волосы ее не были собраны в косы и шелковистыми потоками рассыпались по плечам. На ее бледном лице совершенно не было красок, и от этого оно казалось чище, печальнее и красивее…
С нежной улыбкой Сесиль наклонилась к сыну, подставляя ему щеку для поцелуя. Потом обвела глазами залу. Как только она заметила своего мужа в окружении вооруженных вассалов, на ее лицо сразу же вернулось ледяное и замкнутое выражение. Когда же взгляд Сесиль упал на фигуру настоятеля, в глазах ее промелькнуло мимолетное удивление и неприязнь.
- Что это значит? – воскликнула она, стремительно направляясь к барону. – К чему здесь этот человек?
- Я захватил его в плен, - с самодовольным видом пояснил сеньор де Кистель.
- В плен?! Вы с ума сошли?! Чего вы добиваетесь? Он аббат монастыря. Он священник. Вас обвинят в произволе и нарушении закона!
- Еще не хватало, чтобы я спрашивал совета у баб! Идите вон! Я не раз-решал вам вмешиваться в мои дела! – вспылил барон.
- Вы забываете, что это и мои дела тоже. Вы все испортите, Годфруа!
- Баронесса, - обратился отец Франсуа к мадам де Кистель, - прошу вас, уговорите вашего супруга отказаться от его безумной затеи и отпустить меня обратно в обитель. Его поведение не принесет никому из нас ничего хорошего.
Сесиль медленно подошла к аббату и, пристально взглянув на него, отвечала:
- Не воображайте, что я стараюсь ради вас. У меня нет для этого никаких причин. Напротив. Под вашим покровительством находится проклятый Жозеф. Вы тоже мешаете мне получить Волчье Логово! Мне было бы только на руку, если бы с вами случилось что-нибудь дурное…
Отец Франсуа грустно вздохнул и опустил голову. Потом снова поднял глаза и искренне ответил:
- Да простит вас Бог, бедная Сесиль. В вашем несчастном сердце много ненависти и злобы. Но в нем также и много боли. Быть может, когда-нибудь одно уравновесит другое в глазах Всевышнего…
- Робер, пойдем отсюда! – раздраженно воскликнула Сесиль. И, схватив мальчика за руку, она быстро покинула комнату.
- Я же предупреждал, что вам не на что надеяться, - торжествующе произнес барон. – Здесь вам придется стать покладистым и выполнять все мои приказы и желания.
- В таком случае, спешу сообщить вам, сеньор де Кистель, что и вам надеяться не на что, - холодно ответил аббат. – Я не подчинюсь вашему жестокому произволу!
- Мне это надоело, черт меня подери! – рявкнул мессир Годфруа. – Бросьте этого капризного старика в подземелье! И не давайте ни хлеба, ни воды, пока он не перестанет ломаться, как шлюха!
Грубые руки схватили аббата, протащили по темным коридорам и бешено швырнули на сырой и холодный пол замковой темницы. Позади него с грохотом и скрипом захлопнулись тяжелые ржавые решетки, и он остался один. Без еды и питья. Без единого огонька. В холоде и кромешной тьме.