Но самым страшным было другое. Он понял, что не вырвал у Бланш ее удивительной, темной и сверкающей тайны… В ней по-прежнему оставалось что-то нечеловеческое и человечное, низкое и высокое, пугающее и влекущее, чего он не мог окончательно постичь! Он обладал ее телом. Она, казалось, отдала ему всю свою душу в едином порыве безумной любви. Но было что-то, чего он не смог взять… Что-то, что не давалось в руки. Осязаемое и невидимое. Хрупкое, как витраж. Прочное, как черные скалы в море… Но какой был смысл в обладании этой девушкой, если все равно он не мог понять ее полностью? Если не мог разгадать этой жгучей и великой тайны, которая таилась в ее призрачном существе. Ином существе, чем у всех людей на земле…
Она была нужна ему вся целиком, без остатка. Но он не мог взять и малой доли от того, что таилось в ней!
Но возможно ли настоящее счастье, если любящие не становятся единым целым? Если они не угадывают мысли друг друга? Если один из них не чувствует содрогание каждого нерва в другом? Если их сердца не бьются, как одно? Если их души не смешиваются так, что невозможно отделить одну от другой?..
Юсуфу нужно было именно это, иначе и сама любовь теряла свой высший и великий смысл. Если мужчина и женщина не понимают друг друга полностью, значит они продолжают оставаться чужими людьми… Осколками льда в холодном и пустом мире, в котором нет огня, согревающего человеческие сердца… Было невыносимо думать, что после этих отчаянных объятий, жарких ласк и безумных порывов, они с Бланш так и остались чужими людьми! Ему страстно хотелось верить, что он приблизился к любимому существу хотя бы на ничтожный шаг…
И все же, каким бы бессмысленным и не утоляющим его вселенской тоски не было все произошедшее с Юсуфом этой волшебной ночью, он жаждал сохранить это хрупкое воспоминание сильнее, чем все остальные мгновения своей безрадостной и трагической жизни…
_________________
Похожая на блуждающий призрак, Бланш медленно пересекла спящий замок и, войдя в свою комнату, без чувств повалилась на пол. Долго лежала она так без движения, без единого ощущения и без единой мысли. Потрясение было слишком сильным.
Постепенно холод пола, на котором она лежала, привел девушку в чувство. Она слабо застонала, открыла глаза и приподнялась с пола, опершись на руки. Судорожным движением Бланш сбросила плащ. Она задыхалась. Под плащом скрывалось разорванное платье. Все ее тело было покрыто алыми пятнами – следами жестоких ласк сарацина. Губы были раздавлены его жгучими поцелуями, и в уголку рта застыла синеватая тень. Она почти не ощущала своего тела. Она чувствовала себя сломанной и разбитой.
Мало-помалу из зыбкого тумана, наполнявшего ее пылающую голову, начали одна за другой вырисовываться обрывочные мысли и образы. С ужасом и внутренней дрожью Бланш вспоминала свое истерическое, безумное признание и чудовищное, безрассудное поведение. Что она натворила?! Что с ней произошло?.. Какая злая сила бросила ее в объятия Юсуфа, чтобы навеки погубить ее жизнь и бессмертную душу?..
Она чувствовала себя такой падшей, такой преступной… Такой покинутой и одинокой. Ей было так холодно и страшно… Она совершила смертный грех. Безмерна была глубина ее падения… Теперь она навеки отвергнута небесами! Отвергнута людьми и Богом! Изгнана из круга человеческих существ…
Но как могла она не сделать этого? Как могла не уступить жарким просьбам своего возлюбленного Юсуфа? Как могла не утолить его дикую, безмерную страсть, не дать ему несколько мгновений счастья?.. Разве возможно было противиться этому бурному порыву в единый миг подхватившему и унесшему в далекие миры ее слабое существо? Разве можно было противиться этому безмерному желанию отдать всю себя без остатка, подарить всю свою душу, все свое сердце, кровь и тело, ему, единственному и обожаемому?.. В поисках его она прошла бы сотни незнакомых краев и земель! Как могла она бежать, когда он сам звал ее к себе?..
Бланш безмерно любила Юсуфа. И этим было все сказано. Она не могла думать, не могла разбираться в своих мыслях и чувствах. Она вся была охвачена убийственным пламенем, как неосторожная ночная бабочка, летящая на танцующее пламя свечи… Она не помнила себя. Не видела ничего вокруг. Видела только Юсуфа. Думала и мечтала только о нем. Жила и дышала лишь им одним…
Бланш не мыслила своего существования без этого человека. Она дышала, и глаза ее сверкали только, пока в мире существовал он. Остальное было покрыто тьмой. О, если бы только, он мог быть сейчас рядом с ней! Мог бы успокоить ее и развеять окружавшие ее ужасные грезы. Но никогда не будут они вместе бороться с ночными страхами, никогда не будут вместе просыпаться на рассвете… Этого не допустят ни Бог, ни люди… О, какие же они злые!
Бланш вспоминала ужасные и прекрасные минуты, проведенные ими в старом замке. Она чувствовала свой позор, свое падение. Но… он касался ее. Она была не одинока. Впервые в жизни ее сердце билось так близко к другому сердцу! И в этом была заключена вся вселенная…
Она не могла отвергнуть все, что произошло. Не хотела забыть этого.
Другие влюбленные женщины хранят в тайниках своей души сладостные поцелуи, поэтические слова и нежные прикосновения. Но Бланш хотела сохранить в сокровищнице своего сердца черный огонь безумных глаз, грубые жаркие ласки, дикие, несдержанные поцелуи, боль и безмерные восторги. И они были ей в тысячу раз дороже, чем вся нежность и красота человеческого мира!
Девушка поднялась с пола, шатаясь дошла до кровати и без сил упала на нее. Вскоре ей овладел беспокойный, тревожный сон. Бланш нервно металась на постели, а перед ее спящим взором стояла странная картина. Она видела себя лежащей на полу в темной, пустой комнате. Она была вся в белом, но по губам, по шее, по рукам бежали тонкие струйки крови. Она чувствовала скольжение теплых капель по леденеющей коже. Она ощущала, что теряет силы. Но не могла понять, откуда течет кровь… При этом, ей смутно казалось, что потерянные силы таинственным образом вливаются в вены находящегося где-то далеко Юсуфа. И это наполняло ее скорбной радостью…
Девушка проснулась от стука открытого окна. Она была вся в холодном поту и сильно дрожала. Со двора замка слышался быстрый топот, крики и звон оружия. Несмотря на слабость, Бланш вскочила с постели и бросилась к окну. В лицо ей ударил холодный ветер. Она стояла, вглядываясь расширенными зрачками в темноту. Внизу метались пылающие факелы и сверкали серебристыми бликами обнаженные мечи. В этих адских отсветах взволнованной Бланш померещилось что-то зловещее, и сердце мучительно замерло в груди…
_________________
Так, разделенные морями тьмы и звездами светильников, страдали вдали друг от друга, бесконечно одинокие и горячо любящие друг друга смуглый язычник и бледная, прозрачная девушка…
========== XXXIII Осада ==========
Пусть обломавший в схватке шпагу
Ногтями рвет, зубами ест,
Чтоб обмануть волков отвагу,
Что бродят алчные окрест.
Вперед! Ни плена, ни пощады!
Умрем, но славно, если надо!
Падем, мертвы, на мертвецов,
Чтоб завтра дневное светило
Обломки копий озарило
В руках изрубленных бойцов!
Виктор Гюго «Сеча»
Недолго было суждено брату Жозефу предаваться глубоким размышлениям о своих чувствах. Не успело порозоветь предрассветное небо за окном, как в келью быстро вошел взволнованный брат Колен и обратился к сарацину и проснувшемуся горожанину:
- Идите скорее в зал для собраний капитула. Настоятель приказал созвать всех братьев.
- Что опять случилось? – поинтересовался Жозеф, вставая с постели. – Начинается новый Крестовый поход? Боюсь, я буду в нем бесполезен. Сарацины примут меня за своего родственника.
- Оставьте свои неуместные шутки и поторопитесь, - раздраженно бросил Колен, выходя из кельи.
Странное, тревожное предчувствие сжало сердце Жиля. Годами в этой глуши ничего не случалось… И что вдруг могло произойти? Но лицо сарацина было так спокойно и равнодушно, что его настроение невольно передалось и горожанину. За время, проведенное в монастыре, Жиль давно привык к этому человеку и даже стал ценить его за своеобразную храбрость и дерзкую прямоту.