- Мадам де Кистель, - начал сеньор де Леруа после долгой паузы, - я должен просить у вас прощения за нелепую смерть вашего супруга… Я сожалею, но так вышло…
- Нет, нет, эти извинения бесполезны, монсеньор. Не говорите мне ничего. Я все понимаю. Барон сам виноват в своей печальной участи. Он нарушил, принесенный вам, обет верности. Он вершил беззакония. Вашим долгом было наказать его. Он сам нашел свою гибель…
- Хорошо… Тогда могу я попросить баронессу об одной милости?
Граф опустил глаза. Его голос звучал неуверенно. Сбивчивое дыхание выдавало внутреннее волнение. Это очень удивило Сесиль. Почти никто не видел государя таким…
- К чему просить меня о милости? – с вежливой улыбкой отвечала она. – Монсеньор имеет полное право приказывать каждому из нас.
Граф стремительно шагнул к ней и громко произнес:
- Станьте моей женой!
Она резко отшатнулась от него, как от внезапно вспыхнувшего пламени. В огромных зрачках Сесиль заметались тени ужаса и отчаяния. Прижав руку к бешено вздымающейся груди, она бросала дикие, блуждающие взгляды то на лежавшего у ее ног мертвеца, то на застывшего перед ней бледного человека в черном. Она напоминала затравленную лань, прижавшуюся к раскидистому дереву…
- Ответьте же мне скорей! – воскликнул граф Леруа, красивые черты которого застыли в скорбной и напряженной неподвижности.
Несколько ужасных мгновений израненная душа Сесиль, как безумная птица, металась и рвалась в теле. Она хотела в неистовстве броситься прочь, подальше отсюда. Но страшная минута прошла. Ее пылающий взор потух. Как сломанное ураганом молодое дерево, баронесса склонилась в полумертвом поклоне и угасающим голосом прошептала:
- Я счастлива принять предложение монсеньора…
Слабая улыбка осветила лицо графа Леруа. Он взял руку баронессы и осторожно прикоснулся к ней губами. Они были ледяными. Потом, не говоря ни слова, государь удалился с изящным поклоном.
Как только стройный силуэт графа скрылся за воротами, Сесиль в отчаянии бросилась в свою комнату. Она изо всех сил толкнула дверь и с размаху кинулась на пол.
Свободна?.. Как только она захотела расправить крылья, ее сейчас же снова поймали в ловушку! Она жаждала жить и быть счастливой. Без них. Но ей этого не позволяли! Слабая женщина… Как ей выжить в жестоком и грубом мире мужчин?! Здесь они отдают приказы и диктуют законы. Как же душно!
Как ей вернуть Волчье Логово? Как получить защиту? Как создать счастье и благополучие своего любимого сына без участия ненавистных и деспотичных мужчин?.. Она обязана быть с ними вежливой и нежной. Но разве кто-нибудь знает, что в ее слабой груди бушует неистовая буря?! Разве они знают хоть что-нибудь о ней?.. Они охотнее говорят со своими собаками и лошадьми, чем с живой и несчастной женщиной!
Не успела чарующая греза свободы вспыхнуть перед ее взором, как это дивное видение безжалостно стерли жестокие руки! Она думала, что навеки освободилась от грубых и отвратительных прикосновений своего мужа… Что же, вместо них ее ждут приятные улыбки и вежливые речи графа де Леруа. Он не будет ее принуждать, не будет обращаться с ней жестоко. Но за каждой его улыбкой, за каждым жестом, за каждым словом будет читаться суровый приказ, который она обязана будет выполнить! Под этим флером изящества и красоты скрыта непреклонная воля правителя и тонкий ум дипломата… Ей придется сменить сырые, мрачные стены старого замка, которые столько лет были для нее душной тюрьмой, на кукольную клетку его роскошного двора!
Государям не отказывают… Она должна была подчиниться. Из этого жестокого плена, который люди называют жизнью, нет выхода!
О, что прекрасного и возвышенного находят несчастные безумцы в том мерзком и отвратительном, что может происходить между мужчиной и женщиной на этой жестокой земле?! Нет в этом мире ни капли любви друг к другу. Только ненависть. Только мрак. Только холод. Как же прав был Жозеф! Все здесь истлевшие, «раскрашенные гробы»…
Сесиль горько плакала, не пытаясь сдержать судорожных рыданий. Расплывались белила, расплывалась помада… Ее искусные краски превратились в перекошенную маску дешевой актрисы. А из-под этой маски все явственнее выступали искаженные смертельным отчаянием черты опустошенной, измученной, никем нелюбимой женщины…
По пустой, заброшенной дороге в роскошном портшезе ехал бледный сеньор, облаченный в глубокий траур. В холодной комнате старого замка беспомощно рыдала рыжая женщина. Лучи яркого, полуденного солнца с упоением ласкали мертвое лицо брошенного в просторном дворе, окоченевшего барона де Кистеля…
========== XXXV Закон ==========
Жесток закон, что запрещает горе
И о людском не даст грустить позоре;
Жесток закон, что запрещает смех
При виде милых, радостных утех;
Жесток закон: людей карая строго,
Тирана власть зовет он властью Бога.
«Средневековье». Эпиграф в романе В. Скотта «Айвенго»
Приподняв занавеску портшеза, граф де Леруа скучающим и рассеянным взглядом смотрел на проплывавшие мимо, однообразные картины. День был ясным и прохладным. Перед взором благородного сеньора зеленели весенние равнины, мелькали одинокие силуэты работавших в поле крестьян и скользили в небесной лазури редкие, маленькие облака.
Окружающий мир был полон ярких красок и света, но в душе у Гильома де Леруа было темно и сумрачно. Бурные и драматичные события последних дней расстроили графа и погрузили его в глубокую тоску. Его спокойный и разумный мир погрузился в туман нелепого и абсурдного кошмара, из которого государь никак не мог вырваться…
У него никогда не было ни желания, ни намерения убивать барона де Кистеля. Ему пришлось это сделать. Он был обязан поддерживать закон и порядок во вверенных ему предками землях. Он должен был наказать взбунтовавшегося вассала и пресечь его преступное своеволие. Оскорбление государя равно оскорблению самого Бога… Он всего лишь выполнял свой долг. О чем тут было размышлять…
И все-таки тревожные мысли не давали графу Леруа покоя. Недавно разыгравшаяся между ним и баронессой де Кистель странная сцена еще усилила его волнение. Разумеется, предложение, сделанное Сесиль графом, было внушено не любовью, и даже не каким-либо увлечением. Тут не было места чувствам. Сеньор де Леруа не привык принимать их в расчет. В сложной и безрадостной жизни государя не было места искренности и эмоциям. Сесиль была приятной, воспитанной и все еще красивой женщиной. Она нравилась графу. Но кто станет думать о таких глупостях, когда речь идет о заключении брака?
Оставшись вдовой, баронесса де Кистель получала в свое распоряжение все владения своего покойного мужа. Ее сын был еще ребенком, и она могла управлять этими землями по своему усмотрению. В будущем она могла получить и Волчье Логово. А это означало, что баронесса становилась владелицей довольно большого феода. Ее владения граничили с обширными землями сеньора де Леруа. А его единственной целью в жизни было расширять оставленный предками домен и укреплять могущество своего графского рода. Поэтому надо было спешить заполучить земли прекрасной баронессы, пока кто-нибудь другой не вырвал добычу у него из рук! И он успел получить вожделенные владения сегодня утром.
Да, он успел получить их. Но он стоял над телом убитого им человека и смотрел в лицо смертельно бледной женщине, его вдове… Может, от этого на сердце лежала странная, давящая тяжесть? Разве государь должен думать об этом? Какое значение имела смерть дикого барона и непонятное отчаяние этой женщины по сравнению с высоким и великим делом его предков? Какое значение имеют смех и слезы, кровь и боль людей по сравнению с судьбами огромных империй и королевств?.. Это лишь жалкая капля в бушующем море. И все же… это окоченевшее, окровавленное тело… эти угасающие глаза, полные невыплаканных слез…
Гильом де Леруа отпустил занавеску. Она мгновенно упала вниз, и в портшезе стало темно. Он откинулся назад, продолжая предаваться странным и нелепым мыслям.