— А он любит поболтать, — хмыкнул Квасир.
— Со страху, — проворчал Финн, затем покосился на меня. — Что скажешь, Торговец?
Я подумал, что у нас в обрез воды и пищи, и вообще мы слишком далеко от того места, где вода бликует на солнце, а чайки громко кричат от радости. И еще подумал, что мы оставили двоих у монахов на холме Аарона — двоих с лицами цвета соломы и с жизнью, вытекающей при каждом вздохе по их ногам. И они наверняка лишь первые из многих.
Вот о чем я думал. Но вслух попросил Козленка узнать у старосты о Мартине и Старкаде, равно как и о любых других афранги, — не ожидая, впрочем, услышать ничего полезного.
Козленок затараторил по-арабски, Ахмад ответил, Козленок внезапно встрепенулся и забросал старика вопросами, а потом повернулся ко мне. Его губы, серые на изможденном лице, дрожали.
— В поселении Ахмада есть развалины римской церкви, — проговорил мальчишка. Его руки как-то странно болтались, будто кожаные ремни на ветру. — Там обитает монах, не грек, а вроде тех, из церкви Аарона. И там были афранги, остались сражаться с разбойниками, вожак которых — человек с алыми волосами. Ахмад опасается, что монах и эти афранги уже мертвы, ибо разбойников было чересчур много, а их вожак — могучий воин. Ахмад говорит, что разбойники одержимы джиннами, но сильно торопились, чтобы не столкнуться с солдатами из крепости Эн-Геди.
— Ага, — заключил Финн, потрепал сияющего Козленка по пыльным волосам и, уронив наземь заплечный мешок, стал развязывать ремешки, стягивавшие скатанную кольчугу. — Настала пора подраться, а, Торговец?
— Кто этот рыжий? — спросил Сигват. — Похож на кого-то из наших.
— Верно, Ингер, — ответил Квасир.
— Ингер? — переспросил Сигват. — Кто такой Ингер?
— Коротышка. — Финн с кряхтением втиснулся в кольчугу. — И кривоногий. Из Хедермарка.
— Того звали Стурла, и он был вовсе не рыжий, — возразил Квасир. — А Ингер — верзила-славянин, кого мы прихватили в Альдейгьюборге.
— Кто считал себя борцом? — уточнил Ботольв.
Квасир кивнул.
— Он самый. Волосы цвета засохшей крови. Прямо как у тебя когда-то, Имир.
— Свинья языкатая, — беззлобно упрекнул Ботольв. — А с чего ты взял, что это он?
Квасир пожал плечами.
— У него самые рыжие волосы на свете, он был среди прочих, так что должен быть где-то тут, а еще он наполовину халландец, а таким нельзя доверять.
Ботольв нахмурился.
— Я сам из Халланда.
Квасир развел руками и осклабился.
— Вот именно. Два к одному, что Ингер — тот дерзкий ублюдок, о котором верещит этот полудохлый сарацин.
— Спорим, — согласился Ботольв. — Я ставлю унцию серебра, что ты больно много треплешь языком и тебе только кур топтать, а не домыслы строить.
Финн посмотрел на меня, и я ответил твердым взглядом. Говорить ничего не требовалось: если это Ингер, значит, он отвернулся от прежних товарищей и нарушил клятву.
На глазах у деревенских, топтавшихся вокруг и поднимавших клубы пыли, мы облачились в кольчуги и кожу, подтянули ремни и негромко переговаривались, как заведено перед схваткой; привычный расклад, привычная жизнь — другой мы, по большому счету, не знали.
Гарди встал, и я увидел, что у него новая обувка — две подошвы, перетянутые веревками, которые он выменял у деревенских. Какой-то селянин глодал лошадиную кость и таращился на свои босые ноги, а Гарди, ухмыляясь, достал лук и стукнул меня по плечу, прежде чем протолкаться сквозь толпу и пойти вперед по дороге. Хедин Шкуродер последовал за ним; вдвоем они смотрелись парой охотничьих собак.
Ахмад сказал что-то Козленку, который немедленно перевел:
— Он спрашивает, мы что, будем драться с разбойниками?
— Скажи, что да, — ответил я. — И мы требуем еды и воды в уплату за возвращение этой деревни ему и его людям.
— К йотунам этого старика и его людей, — проворчал Торстейн Бласерк, выпятив подбородок. — Мы берем то, что нам нужно, — так было всегда.
— Нам еще возвращаться этой дорогой, когда все закончится, — отозвался я. — Хочешь отбиваться от местных до самого моря?
Он недовольно фыркнул, но унялся, а Коротышка Элдгрим криво усмехнулся — сетка шрамов на его лице напоминала кору дерева.
— Наш Торговец мыслит здраво и глядит далеко вперед, — сказал он. — А в твоей башке нет ничего, что стоило бы прятать под шлемом.
Я рассеянно прислушивался к их перебранке, надевая собственную кольчугу, холодную даже по такой жаре, подтягивая ремни и пробуя острие клинка и все время спрашивая себя, вправду ли тот рыжий воин — Ингер-славянин, один из тех, кому на помощь мы торопились?