— А это обязательно? — сглотнув, спросил мальчик.
— Ты хочешь закончить свои дни в психушке или быть властелином мира? — промурлыкал оборотень, рассматривая на свет бокал с виски.
— Нет, в психушку не хочу, — решительно ответил Игорь.
— Ты не переживай, твой приятель придет ко мне в гости не далее чем через месяц. Хотя этот дурачок пробегал по лесу всю ночь и даже не поохотился. Все равно придет. Как только поймет, что никакие молитвы тут не помогут. Помочь тут может только одно… — Арчи осекся.
— Что? — жадно спросил Игорь.
— Неважно. Для тебя это все равно не актуально. Что ты там жмешься у двери, садись ближе к огню.
Игорь послушно уселся прямо на ковер и не моргая уставился на пламя. Красноватые языки огня успокаивали напряженные нервы, не резали глаза так, как электрический свет. «Там огнь не угасающий и червь не умирающий» — некстати вспомнилась полузабытая цитата… Он зябко поежился, словно почувствовав дуновение осеннего ветра. Холодное дуновение из пропасти, разверзшейся у него под ногами. Сделай только шаг — и будешь падать целую вечность…
— Так ты согласен? — Голос Арчи звучал мягко, завораживающе.
Игорь оторвал взгляд от камина, посмотрел на оборотня снизу вверх. Желтые отблески пламени так и не погасли в его глазах, теплились в зрачках, словно обретя свою собственную жизнь.
— Да. — Голос его немного дрожал. — Да, я согласен.
— Подойди. — Арчи поднялся с кресла, расстегнул несколько пуговиц на рубашке, сдернул ее, обнажив мощные плечи.
Повинуясь, Игорь приблизился.
— Кусай. — Оборотень ткнул пальцем куда-то в район ключицы.
— Зачем? — испугался мальчик.
— Затем, что, когда ты перекинешься, будешь совсем дурным. Ты же еще не умеешь. Мне некогда ждать, пока пройдет еще одно полнолуние, видишь ли, есть свои причины спешить. Кровь Королевского волка придаст тебе ясности разума.
«И усилит твой голод», — улыбаясь, подумал Арчи. Но вслух ничего больше не сказал.
Игорь послушно вцепился зубами в пышущую жаром кожу. Он чувствовал себя так глупо, что даже не испытывал смущения.
— Да кусай же, идиот! — Арчи сильно и очень больно дернул его за волосы на затылке. — Луна восходит.
Игорь вскрикнул от неожиданности и рефлекторно стиснул зубы. Во рту стало солоно, а в мозгу словно взорвалась петарда. Мир переменился в одно мгновение: рассыпался на части и собрался уже совершенно иным. Арчи даже не пошевельнулся.
— Вот и замечательно, — заметил он, подойдя к окну и слегка отдернув занавеску. — Да, она восходит, я чувствую. Сейчас иди, встретимся в лесу.
Игорь с удивлением заметил, как кровоточащая рана на плече Арчи, четкий глубокий отпечаток его зубов, плывет, сглаживается и, наконец, исчезает без следа.
— И я тоже так смогу? — благоговейно спросил он.
— Так? Нет, так не сможешь. Но раны будут зарастать быстро. Ну что ты стоишь, юноша! Иди, иди! Сегодня день твоей первой охоты.
Игорь побрел к двери.
— Да, и не вздумай перекидываться в городе. Я знаю, что это трудно, но ты потерпи. Одежду спрячешь в лесу, чтобы потом не пришлось тащиться домой без штанов.
Игорь не оборачиваясь открыл входную дверь и вышел в коридор.
Арчи застегнул рубашку, не обращая внимания на кровавое пятно, проступившее на плече, вернулся в кресло и протянул руку за бокалом.
До полнолуния и начала охоты оставался еще час. Следовало использовать это время с толком.
— Все же я лучше пойду.
Пашка поднялся с колен и принялся отряхивать запылившиеся джинсы. В пустой церкви его голос разнесся звонким эхом. Слабо мерцали огоньки лампад, озаряя древние строгие лики святых.
— Ну куда ты пойдешь? Время уже за полночь. На метро можешь не успеть.
Отец Владимир тоже поднялся и посмотрел на мальчика. Тот переминался с ноги на ногу, словно в нетерпении.
— Ничего, мне мама денег на такси дала, — пробормотал мальчик, не поднимая глаз на священника.
— А если с тобой что случится? Что я твоей матери скажу? Я, между прочим, за тебя отвечаю, — уговаривал отец Владимир.
Пашка вздохнул. Возразить ему было нечего, хотя решения уйти это не поколебало. Добиться у матери одобрения этой странной затеи было совсем нелегко. Она крайне неохотно отпускала своего Павлика куда-либо на ночь. Вот и в этот раз мать села напротив него за ужином, по-особенному, как это делала только она, переплела пальцы и начала: