Череда запущенных фермерских поселений за окном сменилась на куда более дикие места. Заросшие луга и горные кустарники уступили место темным хвойным лесам.
Дорога все поднималась вверх, и высоченные сосны уступали место корявым елям, сердито сгорбившимся под напором суровых зимних ветров. Здесь даже пролески казались мрачными и зловещими.
Гурни заметил, что Мадлен тревожно оглядывается по сторонам.
– Где мы? – спросила она.
– В смысле?
– Приблизительно рядом с чем?
– Мы ни с чем не рядом. Думаю, мы милях в семидесяти-восьмидесяти от Хай-Пикс. До Волчьего озера еще где-то километров сто пятьдесят.
В воздухе разливался морозный туман, столь легкий, что его подхватывала метель. Сквозь этот ледяной фильтр скрючившиеся деревья и гранитные скалы казались еще более угрюмыми.
Еще через два часа, за которые они встретили лишь несколько машин, едущих им навстречу, навигатор объявил о прибытии в пункт назначения. Однако гостиницы видно не было. Перпендикулярно главному шоссе начиналась грунтовая дорога, обозначенная незаметной бронзовой табличкой на железном столбе:
Природный заповедник голлов
Гостиница “Волчье озеро”
Частная дорога – только для гостей
Гурни повернул. Где-то метров через восемьсот дорога стала круче. В тумане, смешанном с дождем, изогнутые деревья играли зловещую шутку – они внезапно появлялись из ниоткуда и тут же исчезали.
Мадлен вдруг резко повернулась, увидев что-то в окне.
Гурни взглянул на нее.
– В чем дело?
– Кажется, я кого-то увидела.
– Где?
Она показала пальцем.
– Вон там. Около деревьев.
– Ты уверена?
– Да. Я видела, кто-то стоял возле тех корявых деревьев.
Гурни притормозил и остановился.
Мадлен встревожилась.
– Что ты делаешь?
Он осторожно стал сдавать назад.
– Скажи мне, когда подъедем к тому месту.
Мадлен снова повернулась к окну.
– Вот здесь, вот это дерево. А вон там, видишь, ой… Мне показалось, что тот пень возле согнутого дерева – человек. Прости.
Увы, тот факт, что это был всего лишь пень, а не затаившийся в этом неприветливом месте человек, не успокоил Мадлен, в ее голосе все еще слышалась тревога.
Они двинулись дальше, и вскоре в веренице корявых елок образовался просвет, и они заметили ветхую лачугу, такую же мрачную и неуютную, как и обледенелая гранитная плита под ней.
Лежавший между ними телефон Гурни внезапно зазвонил, и Мадлен инстинктивно отдернула руку.
Гурни взял телефон: звонил Хардвик.
– Да, Джек?
– И вам доброе утро, Детектив Гууни. Вот решил звякнуть, узнать, как вы там поживаете в этот чудесный день, дарованный нам Господом.
– К чему этот южный акцент?
– Я просто только что говорил с нашим дорогим лейтенантом из Палм-Бич, и эта манера говорить – словно неспешно пробираешься сквозь тягучую патоку – весьма заразительна.
– С Бобби Беккером?
Хардвик перестал паясничать.
– Ага. Я хотел узнать, не в курсе ли они там про Кристофера Хорана, откуда он взялся и как вышло, что он стал владельцем этой квартирки.
– И что?
– Да почти ничего они не знают. Кроме того, что в его старых водительских правах, которые он пару лет назад поменял на флоридские, предыдущим местом жительства указан Форт-Ли, Нью-Джерси.
– Получается, три наши жертвы в не столь отдаленном прошлом проживали в пределах досягаемости нью-йоркского метро.
– Все верно.
– Судя по тому, что Джейн говорила про Пейтона, он не похож на человека, который предпочел бы жить в горах. Разве что он скрывается от кого-то.
– Я говорил об этом Джейн по дороге от вас. Она считает, что там ему проще давать взятки, чем в городе.
– Она случайно не знает, кому и за что?
– Никаких имен. Но от Пейтона вечно одни неприятности. Думаю, в лесной глуши куда дешевле заручиться полезными покровителями, чем в городе. Джейн считает, что он предпочитает жить за городом, чтобы творить дурные делишки на относительно безопасной территории.
– Мерзавец Пейтон.
– Можно и так сказать.
– Мерзавец, который вот-вот унаследует огромное состояние.
– Ага.
– От брата, который только что погиб при очень странных обстоятельствах.
– Ага-ага.
– Но, насколько я понимаю, Пейтон ведь вне поля зрения Фентона?
– Именно.
Голос Хардвика стал прерываться и разваливаться на нечленораздельные звуки, а потом и вовсе пропал.