К тому времени, когда Григорий вышел из дома, солнце уже практически зашло за горизонт. Лишь громадное рдяное пятно, на краю небосвода, освещало все вокруг тусклым, багровым светом, придавая всякой вещи затейливые очертания. Во все более распространяющихся по земле тенях, контуры тех предметов, что еще совсем недавно не привлекали к себе внимания, теперь казались неприглядными, даже жуткими. В темноте, под кронами деревьев, ныне едва были заметны контуры стен обрушившегося в минувшие десятилетия деревянного строения. Стоявший за ними сильно покосившийся вольер, был подобен гигантскому чудовищу, затаившемуся во тьме, и не казался сейчас Григорию надежным укрытием для лошади от дождей и хищников.
Предположив, что оставить кобылу под ветхим навесом, у входа в дом, было бы для него разумнее, молодой человек подвел ее к крыльцу и привязал к поддерживающей арочный козырек опоре, после чего принялся распускать подпруги. Расседлывать животное ему пришлось уже в абсолютной темноте. Небо полностью заволокло черными тучами, и князю подумалось о том, что дождь, который начнется непременно, и очень скоро, будет идти весьма продолжительное время.
Закончив свое дело, Григорий возвратился в дом. Здесь он снова прошел в то помещение, где висела готовая упасть на пол, но каким-то непонятным образом, державшаяся на стене гнилая рама с обрывками грязного, выцветшего холста. Даже сейчас, по прошествии многих десятилетий, слишком ярким среди той серости и затхлости, что была в доме повсюду, казался молодому человеку этот портрет. И пускай краски на холсте давно уже потускнели, что-то дорогое человеческому сердцу хранил он в себе, что-то, не подвластное никаким физическим законам, но вместе с тем, совершенно чуждое нынешней эпохе, эпохе правления дочери великого Петра.
- Прах к праху, - прошептал Григорий, бросив на остатки портрета короткий взор. Он вставил почти погасший факел в глубокую трещину, зиявшую в полу, сел на широкий подоконник и, укутавшись в теплую, вязанную еще его кормилицей, шерстяную шаль, прислонился к окну. Чувство, похожее на беспокойство, сопровождало его одинокое бдение в эти предполуночные часы. Молодой человек вслушивался то, как бьют по стенам от сильного ветра ветви деревьев, в раскаты грома и дробный стук по слюдяной оконнице капель начавшегося дождя. Он любил дождь. И страшился абсолютного безмолвия. Внимая звучаниям разбушевавшейся за окном, не на шутку стихии, Григорий закрыл глаза. Так, весьма долго, он просидел на подоконнике, в любой момент, готовый погрузиться в сон. Заснуть ему, впрочем, в эту ночь так и не удалось.
Где-то, совсем рядом, взвыли волки. Злобно, яростно, вознося свою молитву хмурым небесам. Их, сразу несколько голосов, слились воедино, обратившись в жуткий продолжительный стон. На этот раз, звери были где-то очень близко от дома. А может быть во дворе? Григорий, словно физически, ощущая рядом присутствие зверя, медленно обернулся к окну. Вглядевшись в темноту, он почувствовал, как волосы на его голове начинают приподниматься от ужаса. Скрытый во мгле ночи, возле вольера, стоял волк. Не шевелясь, он смотрел на молодого человека преисполненным немой ярости, немигающим взором. Яркая молния, вспыхнувшая где-то совсем недалеко, на мгновение озарила лесную тварь и отнюдь не волчий, но человеческий облик привиделся Григорию на месте неподвижного хищника.
- Какого..., - оторопев от неожиданности, промолвил молодой человек то единственное, что он смог произнести. В то же время зверь бросился прочь. Стремительно он преодолел несколько десятков саженей и скрылся в кромешной темноте. Почти сразу же после этого, громко захрипела привязанная к деревянной опоре, под навесом, лошадь. Услышав ее преисполненный страданием призыв о помощи, Григорий схватил факел, бросился вон из комнаты. Добежав же коридора, он обомлел и остановился. Перед собой, в свете всколыхнувшегося на древке с новой, еще большей, чем прежде, силой, пламени, молодой человек увидел женщину. Одетая в прозрачные одежды, вовсе ничего не скрывавшие под собой от всякого взора, она смотрела на князя взглядом, не выражающим никаких эмоций. В ее безучастных, точно лишенных белков глазах отражался только огонь. Помимо этого, было, однако, в женщине еще одно обстоятельство, повергающее князя в смятение. От ночной гостьи, словно от разлагающегося трупа, исходил сильный запах тлена.