– Изыди, Нечистый, – Карол шутливо окидывает себя и собеседника святым знаком. – Он же за медный грош удавится! Мишка Корибут куда лучше, хотя тоже та еще гнида!
– Ну и на хрена он нужен? Качиньский – не гнида!
– То да, – кивает седоусый. – Прохиндей, конечно, но честный. Почти. Главное, в плевки с ним не играть! Но молод шибко… Ему бы подрасти маленько, ума набраться…
Чистый сильный голос взлетает в небо:
– Говорят, у Качиньского сердюки, как банду кроатскую выловят, трупы вдоль дорог расставляют! Не вешают, а ставят. И кольями подпирают!
– Брехня! Они лесных на кол сажают! Чтобы другим неповадно было!
– Нечисто тут дело, панове, ох нечисто! Пан Тадеуш чем подавился? Косточкой! А какой? Вишневой?! То-то и оно! А теперь Вишневецкий в крули рвется! Подозрительно!
– Ну что ты гонишь, что гонишь? Какой с Михася убийца? Только и умеет, что языком трепать! Помело поганое! Не, панове, вы как хотите, а по мне такой круль хуже паршивой собаки!
– Я и сам вначале не поверил! А глянул в стороны: гроб с покойничком летает над погостом. А вдоль дороги мертвые с косами стоят! И тишина!..*
– Наш пан тебе, значит, не боец? – щурится рыжий ягер.
– Не боец! – согласно кивает огромный шляхтич. – Ну что он против меня, например, может, а?
– Против Збышека никто ничего не может, – гогочут приятели. – На одну жменю положит, другой прихлопнет!
– Эх, – рыжий с размаху бросает шапку оземь. – Дайте место для драки, панове. Прошу пане Збигнев, прошу!
Смеющиеся паны, похлопывая смельчака по плечам, образуют круг, зажигают факелы. Рыжий высок и крепок, но рядом с противником кажется подростком. Кто-то подает сигнал, и кулаки шляхтича рассекают воздух. Рыжий приседает, пропуская удары над головой, и резко выпрямляется, одновременно выбрасывая вперед левую руку. Гигант с шумом рушится на землю.
– Жить будет, – успокаивает рыжий друзей побитого.
– Это ж и твой пан так дерется? – недоверчиво спрашивает кто-то.
– Ты что! – смеется рыжий. – Куда мне на пана, мне и дочки его за глаза хватит. Минуты не простою!
– Супротив девки? – удивляются слушатели.
– А что девка? – пожимает плечами рыжий. – Ее тут кроаты похитить пытались. Шесть десятков послали! Неужто не слышали?
– Нет, – шумят у костра. – И что?
– Не поверите, – скорчил скорбную мину рассказчик. – Они все умерли!
– Кто? – выдыхают слушатели.
– Кроаты!
– Но как?!
– По-разному, – рыжий вздыхает, словно сочувствуя покойным. – Кто от ножа…
Его прерывает хрип очнувшегося пана Збигнева. Гигант, кряхтя, садится, обводит собравшихся мутными глазами, фокусирует взгляд на рыжем, и окрестности оглашаются звериным ревом:
– Пана Мариуша в крули! Згода!!!
– Слышь, панове, а пана Новака кроаты стрелами насмерть побили!
– Какие кроаты?! Огниськовыки Войцеха сожгли! Вместе с пивоварней!
– Брехня! Стоит пивоварня-то. А вот пана и нет!
– Говорю ж, огниськовыки его сожгли!
– Слыхали, панове, дочка пана Качиньского с сотней кроатов схлестнулась. Ни один не ушел!
– Ну какой из Борьки круль, а? Он же, как вина нажрется, себя не помнит! В прошлом году на сейме гопак дикопольский плясал.
– А перед тем с моста в Гнилой Ручей свалился! Дело говоришь, Янек, не треба нам такого круля!
В голосе солиста проскальзывает хрипотца:
– А вдоль дороги…