Всё-таки это был мальчишка, что стало окончательно ясно, как только гость ступил в освещенный факелом круг.
– Стой, – громко приказал Хинц. – Кто таков, куда идешь?
– Дяденьки, – зачастил паренек, – а кто из вас Ганс? А то мамка сказала вина ему на пост отнести, а где этот самый пост, не сказала. Я вот хожу, хожу, а только вас и нашел…
Мальчишеская скороговорка не давала возможности вставить хоть слово. Впрочем, и хорошо, иначе Доминик сразу бы сообщил, что Ганс сегодня на посту не стоит, и не услышал бы волшебное слово «вино». Мысль созрела мгновенно:
– Я Ганс! – перебил он мальчишку. – Вот только у нас в десятке два Ганса. А кто твоя мать?
– Матушку Эльзой зовут, как церковь пройдете, второй дом с этой стороны, – мальчик, повернувшись спиной к кнехтам, поднял левую руку.
– Эльзочка… – расплылся в улыбке Долль. – Девочка моя заботливая! Нашел ты, кого хотел. Давай вино, а мамке передай, что как сменюсь – приду, если десятник не припашет. А припашет – так завтра, как стемнеет!
Довольный мальчишка вручил рядовому кувшин и припустил обратно по улице, только босые пятки замелькали.
Бежал он недолго, через два дома затаившись в проулке, но ни Хинц, ни Долль этого не видели.
– А Гансу что скажем? – засомневался Матиас.
– Правду, – заржал довольный Доминик. – Что мы его рожу от расцарапывания спасли. Он же этой Эльзе сказал, что в карауле стоит, а сам где-то на другой устроился. Нашел бы его пацан и матери всё рассказал. А так – сходит завтра до заботливой Эльзы, и всех делов. А кувшинчик этот, – кнехт ласково погладил холодный бок сосуда, – наша с тобой законная награда. Холодненький, прямо с ледничка!
Долль с наслаждением припал к горлышку, одним глотком втянул в себя половину содержимого и передал кувшин напарнику. Сомнения Хинца развеялись как дым. Вино оказалось на удивление хорошим. Матиас вытряс в рот последние капли, опустил голову и с удивлением обнаружил напарника лежащим на земле. «Отра…» – мелькнула мысль, но додумать её до конца Хинц не успел…
Стоило кнехтам упасть, как из проулка вынырнул давешний мальчишка и опрометью бросился к сараю. Легко снял толстенный брус, который с трудом поднимала пара кнехтов, и распахнул двери.
– Эй, есть кто живой? – по-поленски спросил он темноту. – И не спящий.
– Пся крев! – раздался заспанный голос. – Уже и ночью поспать не дадут!
– А тебе чего больше хочется? – язвительно произнес пришедший. – Спать или домой?
– Куда домой? – отозвался второй голос.
– В Полению. Только валить прямо сейчас надо, пока охрана спит.
Темнота зашевелилась, и на улицу вывалились восемь мальчишек от десяти до четырнадцати лет в богатой, но грязной и мятой одежде. Зато все при мечах.
– Нас здесь учить обещали, – сообщил самый маленький.
– Прямо в этом сарае? – удивился освободитель.
– Но…
– Каждый следующий университет будет хуже предыдущего.
– А ты кто? – спросили сразу двое. Наиболее крупные и, видимо, старшие. У одного даже усики пробиваться начали. – С какого мы должны какому-то хлопу верить?!
«Хлоп» сделал какое-то неуловимое движение, и спросившие, не ждавшие подвоха от куда более мелкого мальчишки, оказались на земле.
– Это за хлопа, – спокойно разъяснил победитель. – В следующий раз пришью к Нечистому! Я – Медвежонок, личный агент и близкий друг панёнки Качиньской. А она теперь крулёвна, чтобы вы понимали. Еще вопросы есть?
Освобожденные растерянно молчали.
– Тогда закрываем сарай и валим к лесу! Там вас ждут кони и охрана. Кроатские наемники. Им, конечно, заплатят кучу бабла, но особо не хамите, кроаты – люди горячие. Так что распихайте шляхетский гонор себе по дупам, пока вас панёнка родителям не вернет. Всё, работаем.
Медвежонок закрыл двери, с помощью обоих побитых заложил обратно брус, влил в рот охранникам по несколько капель из пузырька и помчался к лесу, посматривая, чтобы панята не отставали.
На опушке их ждали.
– Всё нормально? – спросил Коготь.
– А то, – усмехнулся Медвежонок. – Кнехты скоро очухаются, но молчать будут как рыбы! Нечистый панят уволок, Нечистый! Начал с соколов, а теперь людьми занялся!