– Сестра, – комтура осуждающе покачала головой, – что за выражения?! И какие еще панята сбежали от святых братьев?
– Сыновья поленских панов, взятые в заложники, тьфу, – Бригитта сплюнула на пол, – для обучения. Их под замком в сарае держали. Утром пришли, сарай стоит, замок на месте, охрана живая и здоровая, а малышни след простыл.
Ванесса покачала головой:
– Это всё?
– Еще Сабина пропала!
– Какая Сабина? – не поняла комтура.
– Внучка экономки. Слуги с самого утра ищут. Фрида убивается – смотреть жалко, почернела вся!
– Это та самая внучка, на глазах которой убили командора? – уточнила Ванесса.
– Так точно, – вытянулась Бригитта.
– И которая стребовала с кнехтов сотню конфет за несуществующую крысу?
– Она, – кивнула святая сестра и удивленно переспросила: – почему несуществующую?
Комтура не ответила. Конечно, несуществующую! За узким, непроходимым для взрослого лазом жили не крысы. Волки. Точнее, волчата! Только сейчас их там можно не ловить. Ушли, клыкастые. Потому и подкинули документы, подчищенные таким образом, чтобы стравить между собой ордена. Прощальный дар, так сказать!
Невероятно, но… Детишки, три года назад облапошившие Ридицу, решили поработать по-крупному. И ведь поработали! Еще и заложников стащили, наверняка их рук дело!
Интересно, а как они выбираться будут? Ну да Перун им в помощь! Особенно с учетом того, что завтра в Кохфельде прибывает сам Герман фон Балк, ландмейстер Ордена Очистительного Пламени. Тормозить поиски больше никто не будет.
Часть 3
Глава 49
Место для заслона выбрали грамотно. Мостик не объедешь особо. И пусть то, что под ним протекает, не то что рекой, ручьем назвать трудно, но берега-то – грязь сплошная, сунься – мигом завязнешь. Одинокий всадник, да на хорошем коне, может, и пролезет, но и он перемажется с ног до седла, а уж с телегой – гиблое дело. Так что ни один воз от досмотра не уйдет. Да и досмотр недолгий: подойдет пара кнехтов, спросят подорожную, окинут взглядом нехитрую поклажу, посмотрят на седоков, обращая особое внимание на девок и молодых женщин, да детям зубки пересчитают. Причем не кулаком, как можно было бы ожидать, просто скажут рот открыть, да глянут мельком, не торчат ли клыки где ненадобно. Точнее, когда ненадобно. Ну еще, если сена на телегу навалено, сулицей потыкают: не заховался ли кто. И езжай своей дорогой. Даже денег не просят, что и не особо удивительно: это городская стража приучена за каждый чих с проезжих монету тянуть. А служилым из ополчения такое в диковинку. Эти либо всё барахло отберут вместе с жизнями, не забыв предварительно извалять девок прямо рядом с телегой, либо пальцем никого не тронут. Сейчас приказа зверствовать не было. На своей земле пост установлен, проверяемые в Господа верят, правил не нарушают… Можно бы и не терять время на ерунду, кабы не последние события и объявленная ловля Зверей.
Симон Шпилер считал себя человеком умным, а потому в поимку зверей не верил, справедливо полагая, что только законченный придурок попрется через посты, имея на руках малолетнего Зверя. Хоть как его замаскируй, а зубки всё одно проверят. Можно, конечно, младенчику зубок выковырять, только занятие это не такое простое, как кажется. Да и дыра останется вполне заметная. Так что особого усердия капрал не проявлял, посмеиваясь в усы над напарником. Густав был молод, и соответственно, горяч и глуп. Всё мечтал отличиться и выбиться в начальство, не понимая, что никто не поставит безусого мальчишку над тертыми жизнью мужиками, хоть ты сто Зверей излови. А Зверя надо еще суметь поймать и живым остаться… В общем, сервов потрошил Густав, а Симон с арбалетом в руках прикрывал мальчишку. Так, на всякий случай. Бесконечный поток телег, тянущийся по случаю выходного дня на Допхельмский рынок, вкупе с палящим солнцем надоел Симону хуже сержанта, тупой и въедливой скотины, нудной, словно зубная боль. Вот эти, например. Какие Звери? Какие беглецы? Враги и злоумышленники? Дышащая на ладан кляча, чудом не разваливающийся возок с кое-как сооруженным навесом из гнилых жердей и старого, застиранного полотна, под которым мечется в бреду растрепанная баба средних лет с отекшим покрасневшим лицом, такая же растрепанная девчонка лет семи, отирающая болящей лоб мокрой тряпкой. Спереди на телегу навалены мешки с репой. И белобрысый парнишка лет тринадцати. Босой, портков не видно за заплатками, рубаха не сильно новее. Тянет кобылку за уздцы, наверное, еще и его вес старейшина лошадиного племени не потянет ни под каким видом.