Фрида усмехнулась. Проснулась почти легендарная атаманша после тридцатилетней спячки. Проснулась и ищет выход. Нет его, этого выхода. Может, надо было тогда, после разгрома, собирать новую ватагу и продолжать охоту. Орден еще не раз умылся бы кровью, особенно если бы удалось найти пару вильдверов. Или пойти на контакт с куницами. Впрочем, к этому Пустельга тогда была не готова. Опустошена была и растеряна. Хотела спрятаться и отсидеться. Барон фон Кох подвернулся как нельзя кстати. Не нынешний барон, а его покойный отец. Неудачная охота, понесшая лошадь (а почему бы ей не понести, для этого специальная свистулька есть), вылетевший из седла владетель и как нельзя кстати оказавшаяся поблизости травница. Сама покалечила, сама вылечила. И вполне логичное приглашение в замок. Сначала погостить, закончить лечение, потом…
На этот раз улыбка старухи была доброй и ласковой.
Стефан. Человек, резко изменивший её судьбу, сумевший растопить лёд, что двенадцать лет сковывал сердце. Да, Фрида влюбилась. В этом не было ничего плохого, она никому не переходила дорогу, Стефан был один. Он раскрыл знахарке свою тайну и предложил руку и сердце. Сердце Фрида приняла. От руки отказалась. И рассказала о себе всё. Так было правильно. Ради него осталась в замке фон Кохов. И прожила здесь почти тридцать лет. Хорошо прожила. Жалко, дочка, единственный плод их со Стефаном любви, умерла родами. Но осталась Сабина…
Не надо это вспоминать, воспоминания расслабляют. А ей предстоят пытки. Вряд ли удастся убедительно врать, когда в ребрах ковыряются каленым железом. А раньше или позже не получится и молчать. То-то обрадуются палачи, узнав, что нашли, наконец, знаменитую Пустельгу. Впрочем, это меньшее из зол. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять, чего будут добиваться монахи. Им нужны показания на барона. Чтобы пытать владетеля, нужны веские основания, а дать их может только она, вольная! Да еще Пустельга! Семью, пригревшую знаменитую атаманшу, не спасет ничто. Семью, от которой Фрида видела только хорошее. А еще Фрида расскажет про Сабину, Вилли, Когтя и Медвежонка, поленских панычей. Она слишком много знает, слишком… Может быть, дети и уйдут, но им будет намного труднее. И она расскажет про Стефана! Надо вырваться отсюда любой ценой. Гаррота, кистень, что еще?
Нет, это тупиковый путь. Всё давно продумано: не так сложно было предвидеть события. Вырваться можно только в одном направлении. Умереть. Та же гаррота – быстрый путь. Дверь немного перекосилась. Чуть-чуть, но достаточно, чтобы закрепить веревку. Еще можно вытащить проволочку и воткнуть между ребрами. Аккуратно так направить и толкать, пока не дойдет до сердца. Но всё это не то. Она не может просто покончить с собой. У функов не должно возникнуть ни малейших подозрений, что экономке есть что скрывать. Она умрет естественной смертью. Так, как умер Анри, её первый мужчина, её первая жертва, её первый святой брат. Функ поганый!
Тогда Гертруда сумела собрать на коротких привалах нужные травки, разварить их в собственной кружке с чаем и подлить в вино. Сейчас же было время подготовиться. Монахам не следовало пренебрегать обыском беспомощной старухи. Нужный сбор зашит в юбку, рядом с проволочкой. Смерть наступит не сразу, яду нужно часа два, но это даже хорошо. Идеальный вариант – скончаться на допросе. Жаль, неизвестно, когда за ней придут.
Старая экономка выдернула нитку из подола юбки и аккуратно высыпала в ладонь горстку сушеной травы, положила в рот и начала тщательно жевать, сожалея, что нет воды, с ней всё было бы намного проще.
Когда за ней пришли, ноги уже подкашивались, но и только. Фрида даже смогла по пути в пыточную рассказать второму конвоиру его родословную. Экономка умерла, когда палач привязывал её руки к дыбе. Сердце разорвалось: слишком перепугалась старуха.