– Нога! Меня, задница Нечистого, за ногу цапнули!
Даже в неверном свете луны была видна разорванная штанина.
– Факел! – скомандовал Грай.
– Последний, – пробурчал один из братьев, но команду выполнил.
Грай ножом отрезал изуродованную штанину. Рана выглядела скверно: складывалось впечатление, что своим героическим рывком Сопатый вырвал ногу из гигантского капкана. Откусить конечность неведомому хищнику не удалось, но покарябал он её знатно. Впрочем, промыв раны, Грай обнаружил, что всё не так страшно:
– Не думаю, что это была задница Нечистого, – граничник замотал ногу и посмотрел вслед прилично удалившейся туше. – Больше на сома похоже. Ты хоть успел понять, лось это, или опять догонять будем?
– Нахрен его догонять?! – взвыл Сопатый. – Тухлятина тухлятиной, дерьмом за пару локтей воняет! Даже на воде! Давай назад, пусть лекарь ногу посмотрит!
– Да нечего там смотреть, – махнул рукой Грай, собрался пошутить насчет ампутации, но глянул в искаженное не столько болью, сколько испугом лицо сослуживца и передумал. – Ран много, но неглубокие, успел ты выскочить. Ладно, раз тухлятина, гребем к нашим!
На берегу Джекоб молча выслушал доклад Грая, махнул рукой, отпуская подчиненного, и отошел к Генриху.
– Мог Зверь изобразить сома? – нетерпеливо спросил рыцарь.
«Мальчишка, – подумал Джекоб. – Лишь бы в драку ввязаться». Вслух, однако, сказал другое.
– Сома? Мог. А прятаться в лосе – нет. Прятаться мог обычный человек. Но он не изобразит сома.
– А если их двое? – немедленно отреагировал Генрих.
– То им не нужен лось. Взяли по тростинке в зубы и переплыли. Даже если человек не умеет плавать, вильдвер легко утащит двоих. Даже не плеснет ничего.
– Но…
Джекоб покачал головой:
– Генрих, ты когда-нибудь видел вильдвера?
Рыцарь смешался:
– Нет…
– А я с ними служил. Давно, когда их еще не объявили нечистью. И позже, с ветеранами Тигренка. Ты не понимаешь, что это такое. Если там, – рука старого граничника вытянулась в сторону реки, – был бы вильдвер, Сопатый не вынырнул бы. Ему бы не ногу отрывали, а голову. И остальные бы не вернулись. Но он и не стал бы придумывать такой сложный план. Просто обошел бы нас. Или вырезал. Всех.
– Это не так просто, – тирада Джекоба произвела на рыцаря впечатление, но он еще пытался хорохориться.
– Им – просто, – устало вздохнул граничник. – Вильдвер может сидеть вот под этим кустом и слушать наш разговор, а потом уйти в воду вон на том пляжике за твоим шалашом. И никто ничего не увидит и не услышит. Ловить вильдвера – это глупость. Просто глупость.
Какое-то время собеседники молчали.
Потом Генрих негромко спросил:
– А какие они? Звери в смысле?
Джекоб вздохнул:
– Тебе правду или чтобы не сожгли?
Рыцарь молчал.
– Обычные люди, – произнес граничник. – Бывали хорошие, бывали плохие, – он сделал паузу. – Когда кто-то из них прикрывал мне спину, я был спокоен.
Оба замолчали, погруженные в свои мысли.
И не видели, как из-под куста, на который недавно указывал Джекоб, выскользнули две тени.
– Крут старик, – шепнула одна из них, удалившись от лагеря. – Я уже собрался атаковать!
– Придется уходить в воду на том пляжике. Грех не уважить деда!
А на поленском берегу волны вынесли на небольшой каменистый пляж тушу большого лося. Медвежонок выбрался из воды, немного постоял, принюхиваясь и прислушиваясь, подошел к зверю и вскрыл ему брюхо. Принял сверток с младенцем, помог вылезти мальчику.
– Уже всё? – спросил Вилли.
– Да. Отсюда до маетка Качиньских можно добраться за пару суток. Если очень постараться.
Глава 62
Жизнь ватажника не бывает тихой и размеренной. Каждодневный труд и отдых у семейного очага – не его удел. В молодости – стук копыт летящего коня, звон остро заточенного железа, свист стрел над головой, пьяный угар низкопробных трактиров, случайные подруги, не слишком твердо чтящие заповеди Господни, и снова стук копыт и звон железа. В старости… Не бывает у ватажника старости. Гораздо раньше найдет его стрела кнехта, клинок ягера или топор (а то и вилы) отчаявшегося серва. Да что сервы? Станко Рыбаря, атамана, при одном упоминании которого бледнели комтуры Ордена, и бросались наутек гайдуки кроатских конезей, подняла на вилы восьмилетняя пигалица в безвестном салаше*, затерянном на восточных склонах Учки*. Поторопился атаман задрать юбку не то матери, не то сестренке своей будущей убийцы, не обыскав толком немногочисленные сараи. Вот и выметнулась девчонка, словно из-под земли: только что не было, а уже зубья вил из груди Станко вылезли. Такой удар не каждому вою по силам, а тут дитё малое! И нет больше грозы Лики и Котара*… Так бывает. А чтобы ватажник до старости дожил, семьей обзавелся, хозяйством – не бывает!