Выбрать главу
* * *

Белка закричала, когда ложка была вырезана, а суп почти сварился. Закричала страшно, с надрывом, как будто от нее отрезали кусочки. Так орал мечущийся в бреду Грец, там, на хазе, перед самой смертью. Урка тогда уже считай, мертвый был. В брюхо ему прилетело знатно, удивительно, что до хазы дополз, пусть и с помощью Когтя. Но уходил тяжело, мечась в бреду, прося пить и богохульствуя на четырех языках. Умный был Грец, знающий…

Коготь, чудом не перевернув котелок, бросился под елку. Белка металась, пытаясь сбросить одеяло, и то стонала, то кричала жалобно и страшно. Дышала часто, с хрипом выбрасывая из себя воздух и жадно, большими глотками захватывая новый. Словно это была каша или густой кисель. Жар, исходивший от девочки, ощущался даже у входа. Коготь схватил подругу, прижал к себе и, гладя по волосам, зашептал:

– Всё хорошо, Эльза, всё хорошо!.. Я здесь, слышишь!.. Не уходи от меня, не надо!.. Эльза, пожалуйста!..

Белка протяжно застонала, потом рывком прильнула к нему, уткнувшись головой в плечо, и затихла, с неожиданной силой сдавливая Когтя скрюченными пальцами. Короткий ежик отрастающих волос через рубаху больно колол кожу. Горячее частое дыхание обжигало грудь.

А он нежно гладил ее по голове, продолжая шептать:

– Всё в порядке, Эльза!.. Всё хорошо!.. Я с тобой!..

Твердое, словно сведенное судорогой тело понемногу расслабилось, дыхание выровнялось, пальцы девочки перестали врезаться в бока острыми сучками. Коготь не столько понял, сколько почувствовал: самое страшное позади. Вроде, даже жар спал.

– Ты вернулась… – шепнул он.

– Ларг сильнее… – сказала вдруг Эльза. – Отто, мы победили… Мы его прогнали…

– Кого? – не понял Коготь.

– Господа. Он плохой, Отто! Функи врут, Господь не добрый. Он сердитый и злой! Он… Он… Функи всё врут… Хотел меня сжечь… А вы его побили… Ты и Медвежонок… И прогнали… Ларг сильнее…

«Сон, – догадался Коготь. – Просто страшный сон…».

– Всё хорошо, Белка, – его рука еще раз прошла по коротеньким волосам. – Конечно, прогнали. А еще раз сунется – перо в печень схлопочет! Как Свин и Гундосый!

– Кто это? – удивилась девочка.

– Скелет с Амбалом, – пояснил Коготь. – Это они тебя сдали за ларга, уроды! Еще на Медвежонка наехать пытались!

– Ты их убил? – спросила девочка.

Коготь хотел подробно расписать свой подвиг на площади, но вовремя вспомнил, как пугают Белку такие рассказы.

– Да, – просто сказал он. – Они заслужили.

– Правильно, – согласилась Белка. – Этих – правильно. А больше не убивай, ладно? Только если Господь придет.

– Или функи.

– Или функи.

– Или куница.

Белка задумалась.

– Нет, куницу не надо. Она меня у функа отобрала. И накормила. Вымыла, – Эльза оживилась. – Знаешь, это так здорово! Большущая лохань! Воды до краев полная! Теплой-теплой! Горячей даже! Ты сидишь, а тебя моют…

– Медвежонок найдет избушку, – сказал Коготь, – там обязательно будет лохань. Нагреем воды и вымоем тебя.

– Так нельзя, – не согласилась Белка. – Вы мальчики!

– Верно, – согласился Коготь. – Придется куницу звать. «Приходи, тетя куница, помой Белку и обратно уходи»! А она тебе волосы опять отрежет.

Эльза грустно вздохнула:

– Правильно отрезала. Они перепутались все. И трактирные говорили, вши там завелись. На киче.

– А чего ж плакала тогда?

– Жалко же… – пропищала Эльза. – Не убивай куницу, пусть живет!

– Ну пусть живет, – согласился Коготь и вдруг, хлопнув себя по лбу, вскочил, мазнув макушкой по «потолку». – Суп!

Помчался к прогоревшему костру. Похоже, Господь и впрямь испугался Медвежонка: дрова прогорели, но суп не выкипел и не убежал. Более того, доварился и почти не остыл. Самое оно хавать!

Коготь, не жалея, бухнул в котелок сметаны и протянул Белке новую ложку.

– А ты? – спросила девочка.

– Я сытый, – соврал паренек. – Ешь, давай!

И с таким удовольствием наблюдал, как она с аппетитом уплетает похлебку, что не заметил, как сзади раздвинулись ветви, и внутрь просунулась мохнатая голова.

– Нашел, – сказал Медвежонок. – Правда, не избушка, а пещера. Но теплая…

Глава 46

Гулко бухнул тревожный колокол, если можно так назвать висящую рядом с воротами здоровенную бронзовую посудину, по которой в случае опасности колотили, чем попало, чаще всего мечом или топором. Как только не порубили за долгие годы?! Ядвига уверяла, что помнит приспособление, сколько и себя! Да и количество вмятин и зарубок на позеленевших боках подтверждало дочкины слова. Но гулкое, сволочь!