Хюбнер выглянул в окно, более напоминавшее бойницу. И что тут разглядишь? Заборчик вокруг маетка больше стену напоминает, ворота люди Анджея успели закрыть, а сами с луками и арбалетами расселись по жердочкам, что твои куры. «Жердочки», конечно, не совсем «жердочки», но не мог Хюбнер всерьез воспринимать деревянные укрепления. Как бы они ни походили на настоящие! Впрочем, жолнежи сраками своими обзор еще хуже сделать не могли: что за ними ни хрена не разглядишь, что без них. Всё одно придется тащиться под дождь.
Арнольд накинул плащ и вышел во двор. Ядвига тоже появилась на крыльце, но мокнуть не спешила: стояла под крышей со скучающим видом, словно происходящее ее не касалось. Как всегда, в кожаных штанах и куртке, волосы убраны в «конский хвост», меч на боку. Хитрюга успел убедиться – не для украшения висит.
– Дюжины две конных, – доложил Хюбнеру сержант. – Или чуть больше. Говорят, шановного пана друзяки закадычные.
Докладывал-то пану, но так, чтобы паненка, без усилий расслышала каждое слово. Ну, к Анджею вопросов нет, сам бы на месте сержанта так делал: и актера, что роль хозяина играет, не обидеть, тем паче неплохой мужик вроде, и истинную владелицу вниманием не обойти.
Не соврала девчонка, любила ее дворня. Начиная от сержанта, и кончая последним поваренком. Но правды ради, не стоит забывать, что со своими людьми Ядвига говорила куда вежливее, чем с новоявленным папашей, не говоря уже об остальных представителях шановной шляхты. На последних Арнольд насмотрелся на третий день после прибытия в маеток. Сбежались, видишь ли, стервятники, доказывать «неавтопердичность» пана Мариуша. Именно так и выразился дюжий пан Войцех Новак, верховодивший в этой компании.
Вот тут дочурка и отвела душу! За каждую лишнюю или неправильную буковку вылила на голову несчастного знатока салевы по ушату словесных помоев, при этом ни разу не повторилась, а самым вежливым оказалось предложение пану Новаку вакантного места жеребца пана Леха! А то кобыл по весне брюхатить некому… Обитатели маетка к речевым изыскам хозяйки отнеслись равнодушно, разве что сержант одобрительно покрякивал в наиболее соленых местах, да отец Тадеуш, окормляющий окрестные владения еще со времен отца покойного Ляха, заблаговременно заткнул уши специально приготовленными пробочками. Сам пан Войцех почему-то разнервничался, вследствие чего дело не обошлось без «Божьего Суда». Но поскольку мечом шановний пан владел еще хуже, чем салевой, вместо поединка получился фарс, названный Ядвигой «поркой грязной свиньи». И то сказать, в грязи Новак вывалялся изрядно, а плеть… ну, не пачкать же хороший клинок об эту падаль! Остальные страждущие опекунства мгновенно растеряли всякое желание общаться с невоспитанной девчонкой, и вопрос о «автопердичности» решился сам собой.
Хюбнер подмигнул «дочке», подошел поближе к воротам и заорал:
– Кого там принесла нечиста сила?
– То мы, капитан! – донесся вопль Рыжего. – То есть, ясновельможный пан! Как есть, мы! Еще и с довеском! И никого лишнего!
Хитрюга довольно осклабился:
– Свои! Открывай, Анджей, принимай себе помощников!
Сержант кивнул, скосив, однако, глаза в сторону крыльца. Ядвига после мимолетной задержки кивнула. Тяжелая створка неторопливо повернулась на массивных петлях… Во дворе сразу стало людно.
– Так-так-так… – Арнольд попытался выбраться из дружеских объятий. – Что мы имеем? Костлявая никого в свою постель не затащила… Зато девочки в Нейдорфе свого не упустили! На мордах наблюдаются остаточные следы перепоя и перетраха!.. Но, похоже, все-таки закусывали!
– Так это, – развел руками Лягух, – оно ж известно! Лучше переспать, чем недоесть!
Довольная улыбка Рыжего подтверждала его полное согласие со следопытом.
– А что за довесок? – поинтересовался Хюбнер. – Ба! Зигмунд! И за каким хреном самого удачливого капитана левой части этого занюханного мира занесло в нашу дыру? – он нахмурился. – Или правой?
– А это откуда смотреть, ясновельможный пан! – заржал Фрай. – Понимаешь, какое дело… – здоровяк смутился. – Жениться я надумал… – из-за спины Зигмунда вынырнуло смазливое личико знакомой подавальшицы из «Тухлого Ежика» и тут же спряталось обратно. – А женатому человеку не грех бы и осесть где-нито в тихом омуте. Посидели мы с мужиками, подумали… Повспоминали, как зажигали на площади. А тут твои подвалили! Э, думаю, если Марек еще и из наших, то сам Господь тебе, Зиг, велел к нему податься! Ягер ягеру глаз не выклюет!
– Разве мечом проткнет, – закончил поговорку Арнольд. – Эх, Рыжий, Рыжий, язык без костей!