- Буряк ладно, у него глаза кошачьи, - Грай не снимал стрелу с тетивы. - А вот Дед!
- Дед не видит, Дед всё наперед знает, - хмыкнул Сопатый и, наклонившись, потянулся рукой к лосю.
В днище лодки что-то ударило, да так, что немаленькое суденышко с силой ткнулось носом в лося и, остановленное тяжелой тушей, подалось назад. Сопатый, не удержав равновесие, полетел вперед, с размаху приложился о тушу и исчез под водой. Вынырнул через секунду, в два гребка достиг лодки, ухватился за борт и срывающимся голосом просипел:
- Тащите! Быстрее!
Братья, ухватили граничника за плечи, но Сопатый вдруг заорал как резаный и, по-тюленьи выпрыгнув из воды, перевалился через борт.
- Нога! Меня, задница Нечистого, за ногу цапнули!
Даже в неверном свете луны была видна разорванная штанина.
- Факел! - скомандовал Грай.
- Последний, - пробурчал один из братьев, но команду выполнил.
Грай ножом отрезал изуродованную штанину. Рана выглядела скверно: складывалось впечатление, что своим героическим рывком Сопатый вырвал ногу из гигантского капкана. Откусить конечность неведомому хищнику не удалось, но покарябал он её знатно. Впрочем, промыв раны, Грай обнаружил, что всё не так страшно:
- Не думаю, что это была задница Нечистого, - граничник замотал ногу и посмотрел вслед прилично удалившейся туше. - Больше на сома похоже. Ты хоть успел понять, лось это, или опять догонять будем?
- Нахрен его догонять?! - взвыл Сопатый. - Тухлятина тухлятиной, дерьмом за пару локтей воняет! Даже на воде! Давай назад, пусть лекарь ногу посмотрит!
- Да нечего там смотреть, - махнул рукой Грай, собрался пошутить насчет ампутации, но глянул в искаженное не столько болью, сколько испугом лицо сослуживца и передумал. - Ран много, но неглубокие, успел ты выскочить. Ладно, раз тухлятина, гребем к нашим!
На берегу Джекоб молча выслушал доклад Грая, махнул рукой, отпуская подчиненного, и отошел к Генриху.
- Мог Зверь изобразить сома? - нетерпеливо спросил рыцарь.
'Мальчишка, - подумал Джекоб. - Лишь бы в драку ввязаться'. Вслух, однако, сказал другое.
- Сома? Мог. А прятаться в лосе - нет. Прятаться мог обычный человек. Но он не изобразит сома.
- А если их двое? - немедленно отреагировал Генрих.
- То им не нужен лось. Взяли по тростинке в зубы и переплыли. Даже если человек не умеет плавать, вильдвер легко утащит двоих. Даже не плеснет ничего.
- Но...
Джекоб покачал головой:
- Генрих, ты когда-нибудь видел вильдвера?
Рыцарь смешался:
- Нет...
- А я с ними служил. Давно, когда их еще не объявили нечистью. И позже, с ветеранами Тигренка. Ты не понимаешь, что это такое. Если там, - рука старого граничника вытянулась в сторону реки, - был бы вильдвер, Сопатый не вынырнул бы. Ему бы не ногу отрывали, а голову. И остальные бы не вернулись. Но он и не стал бы придумывать такой сложный план. Просто обошел бы нас. Или вырезал. Всех.
- Это не так просто, - тирада Джекоба произвела на рыцаря впечатление, но он еще пытался хорохориться.
- Им - просто, - устало вздохнул граничник. - Вильдвер может сидеть вот под этим кустом и слушать наш разговор, а потом уйти в воду вон на том пляжике за твоим шалашом. И никто ничего не увидит и не услышит. Ловить вильдвера - это глупость. Просто глупость.
Какое-то время собеседники молчали.
Потом Генрих негромко спросил:
- А какие они? Звери в смысле?
Джекоб вздохнул:
- Тебе правду или чтобы не сожгли?
Рыцарь молчал.
- Обычные люди, - произнес граничник. - Бывали хорошие, бывали плохие, - он сделал паузу. - Когда кто-то из них прикрывал мне спину, я был спокоен.
Оба замолчали, погруженные в свои мысли.
И не видели, как из-под куста, на который недавно указывал Джекоб, выскользнули две тени.
- Крут старик, - шепнула одна из них, удалившись от лагеря. - Я уже собрался атаковать!
- Придется уходить в воду на том пляжике. Грех не уважить деда!
А на поленском берегу волны вынесли на небольшой каменистый пляж тушу большого лося. Медвежонок выбрался из воды, немного постоял, принюхиваясь и прислушиваясь, подошел к зверю и вскрыл ему брюхо. Принял сверток с младенцем, помог вылезти мальчику.
- Уже всё? - спросил Вилли.
- Да. Отсюда до маетка Качиньских можно добраться за пару суток. Если очень постараться. Глава 62
Жизнь ватажника не бывает тихой и размеренной. Каждодневный труд и отдых у семейного очага - не его удел. В молодости - стук копыт летящего коня, звон остро заточенного железа, свист стрел над головой, пьяный угар низкопробных трактиров, случайные подруги, не слишком твердо чтящие заповеди Господни, и снова стук копыт и звон железа. В старости... Не бывает у ватажника старости. Гораздо раньше найдет его стрела кнехта, клинок ягера или топор (а то и вилы) отчаявшегося серва. Да что сервы? Станко Рыбаря, атамана, при одном упоминании которого бледнели комтуры Ордена, и бросались наутек гайдуки кроатских конезей, подняла на вилы восьмилетняя пигалица в безвестном салаше*, затерянном на восточных склонах Учки*. Поторопился атаман задрать юбку не то матери, не то сестренке своей будущей убийцы, не обыскав толком немногочисленные сараи. Вот и выметнулась девчонка, словно из-под земли: только что не было, а уже зубья вил из груди Станко вылезли. Такой удар не каждому вою по силам, а тут дитё малое! И нет больше грозы Лики и Котара*... Так бывает. А чтобы ватажник до старости дожил, семьей обзавелся, хозяйством - не бывает!
А еще жизнь ватажника не бывает честной. Ибо нет над ним ни короля, ни князя, ни командира. Только атаман, ватагой выбранный. Пока удачно дела идут - всяк его уважает, а если что не так - мигом другого кликнут. А старого выгонят. Может, и в расход пустят. Не исключено, Рыбаря свои же и срубили в том салаше, а про пигалицу выдумали всё. Ватажник сам себе хозяин, ежели сил хватает. И слову своему - тоже. Захотел - дал, передумал - назад забрать не долго. Вопрос только, что выгоднее.
Не будь функи жадны до омерзения, продал бы им Драган и соплят поленских, и Рабро этого с подельником малолетним. Уж больно мутен щенок, с ходу не поймешь, чего хочет и на кого работает. Вот только не накинут святые братья ни монетки за такую услугу, разве что повесят на ватагу пару трупов да комок навоза, прилетевший кунице в морду. Да и с Когтем этим непонятно всё. Ведь не сам по себе он вокруг Кохфельде крутится. Слишком уверен, да и знает многовато. Если за ним урки нейдорфские стоят, это полбеды, а ежели кто посерьезней? Могут и не простить за своего человечка, тем паче способный парнишка... Да и не врал он насчет сопляков этих. Сыновья не самых последних поленских панов. За таких отцы без вопросов раскошелятся. А круль поленский раскошелится вдвойне, потому как через этих детишек половину Полении можно за причиндалы держать. Да что половину, всю почти! Не столь важно, поможет Когтева записка или нет, и без нее невелика проблема превратить кучку мальчишек в звонкую монету. Опасно? Не без того. Но ватажники вечно жить не собираются, а со смертью поиграть всегда готовы. За хорошие деньги, само собой.
Потому и гнал Драган Кровопийца ватагу к Старому броду, стремясь быстрее покинуть нордвентскую территорию. Идти через Нейдорф кроат не собирался: тракт штука хорошая, да только функи сейчас переполошенные, на каждом шагу посты с патрулями, а выданным Когтем документам атаман не доверял. На вид - настоящие, но откуда они у урки взялись? От то-то, наверняка или сам Коготь рисовал, или старшие товарищи помогли. В лучшем случае, писарь купленный. Может, и пригодятся, но совсем на крайняк. А Старым бродом теперь мало кто пользуется, может, и не перекрыли его, разве что пост выставили, так и перебить недолго.
И не ошибся вроде опытный атаман, никто за всё время поперед дороги ватаге не встал, и сзади погони не ощущалось. Только в версте от брода патруль крутился: десяток легких всадников, для кроатов легкая добыча.
Ошибку свою Драган понял за полтысячи шагов, когда с земли поднялась пешая полусотня. Зло выругался.
- Функи, атаман, - негромко доложил Иржи.