Слишком много знакомых собралось в одном месте, так далеко от Нордвента и так близко к ним!
Хоть Медвежонок и не такой умный, как Коготь, и то понимает, что по их души собрались! В первую очередь охотятся на него. Но сожгут всех! И Когтя, и Белку, и деда Панаса с бабушкой! Всех! Надо уходить. Нет, убегать! Тогда старики окажутся ни причем, а их троих не так просто поймать! Не ждать льда на реке, переправиться на лодке! Оставить за нее денег и переплыть! Сейчас, пока нет снега, хранящего следы, в лесу никто их не поймает. А если кто и догонит, сам виноват! Медвежонок кровожадно оскалился. Он умеет обращаться с мистфинками!
Вильдвер мчался через лес, торопясь изо всех сил. Сегодня ягерам от маетка до пасеки не доехать! Даже не тронутся в путь! А завтра они уже будут на том берегу Висы. До сказочной страны Сварги дюжина дней пути. Всего дюжина!
Нос уловил знакомый запах. Дым с медом. Еще далеко, а уже ощущается. Даже паршивая погода не может сбить. Хотя сейчас уже просто дождь, как всё последнее время. Даже затихает, вроде…
Настроение резко улучшилось. Не близко, но и недалеко. А Медвежонок бегает быстро. Уже скоро! А там… Сегодня еще можно всей семьей посидеть у печки, поесть бабушкиных пышек, послушать рассказку деда Панаса. Еще раз услыхать: «От таки дела, малята»… Напоследок. Ночью они уйдут в Сваргу. Но летом вернутся. Коготь придумает, как выкупить стариков и не попасться. У них будет свой дом. И пасека. Найдется, куда деду Панасу руки приложить. Всё будет…
Ноздри резко щекотнуло. К меду и дыму примешивался совсем другой запах. Люди? Нет, вроде… Или зверь? Тогда он близко и прямо на пути. Нет, похоже, но… Лошадь? Без человека? Или лошади?! Если далеко, где-то у пасеки…
Ноги вильдвера замелькали быстрее…
Громкий, требовательный стук в ворота застал Когтя с дедом под навесом. Как раз закончили работу.
— Пся крев! — заорали из-за забора. — Открывайте, грязные хлопы! Да побыстрее, вельможный пан не будет ждать всякую сволочь!
— Жолнежи панские! — шепнул дед. — Прячься, Отто! Эльзу Агнешка сховает!
— А ты? Может не открывать?
Панас покачал головой:
— Не удержать нам их, холера ясна. Паршивые из нас бойцы, старый да малый. Да и повесят за вельможного, хоть ты сто раз прав. Пусть входят. Ну перетянут плетью, сожрут всё, что найдут. Нас не убудет. Чужих хлопов жечь и резать не станут. А озлобятся если — другое дело. Да не боись, отночуют, да уйдут. От таки дела… Иду, иду, шановне панство! — громко заорал он и захромал к воротам.
Коготь метнулся в дом. Бабушка уже задвигала ларь, закрывая вход в ухоронку под полом. Не в погреб, тот отдельно, и лаз на видном месте, лишь половичком прикрытый. А то ухоронка тайная, как раз на такой случай. Белка уже внутри. Там не то, чтобы очень уютно, но до утра просидеть несложно. Мальчик помог задвинуть сундук, схватил свои ножи и, на ходу пряча их, бросился назад. Вторая ухоронка вырыта за домом…
Выскочить не успел, вход перегородила огромная фигура в мокром, заляпанном грязью жупане.
— И хто тут у нас? — вопросила фигура, хватая Когтя за ухо.
— Отпусти, дяденька, — заверещал мальчик. — Я больше не буду!
— Чего не будешь? — не понял жолнеж.
— Ничего не буду! А буду, чего скажешь! Только ухо пусти! Уй, больно!..
— Потерпишь! — хмыкнул здоровяк и рявкнул на замешкавшуюся Агнею. — А ну, старая, брысь на улицу! Пан всех видеть желает!
Двор был забит людьми. Двое держали деда за вывернутые за спину руки. Остальные рассыпались по двору, вышибая двери сараев. Сам вельможный стоял напротив Панаса, качаясь с носка на пятку и обратно, и цедил сквозь зубы:
— Я гляжу, Качиньские разбаловали хлопов сверх меры! Ничего, я научу вас дисциплине… Чтобы мухой бегали панам двери открывать! Что там, Витко?
— Та вот, бабка да щенок! — пробасил держащий Когтя жолнеж.
— Болек?
— Никого, вельможный пан! — донеслось от сараев.
— Добже! — выплюнул шляхтич. — Работайте, и уходим.
Коготь всё понял сразу. Жолнежи еще не успели дотянуться до мечей, а кинжал Витко покинул ножны, и оказался в печени прежнего хозяина. Не за то хватаешься, жмурик, ушами не убивают! Выронив меч, осел на землю замахнувшийся на деда кнехт. А вельможный пан ошалело косился вниз, словно пытался увидеть хвостовик ножа, торчащий из горла чуть выше воротника, и все не падал…
Больше Коготь не мог ничего. Ни защитить стариков, ни уйти сам. Только попытаться подороже продать жизнь… Нож против семи мечей…
Глава 58
До появления в маетке пана Мариуша Ядвига старалась избегать семейных ужинов. Вечернюю трапезу пан Лех считал самым подходящим временем для успокоения мятежной шляхетской души путем принятия внутрь напитков повышенной крепости. Впрочем, «принимал внутрь» он только первый кубок. Дальше — попросту хлестал горелку. По мере воздействия сего благородного напитка на и так не слишком замутненные разумом панские мозги, дядя забывал всяческие куртуазные премудрости, предпочитая всем столовым приборам собственные руки. Нет, Ядвига и сама не всегда придерживалась идеальных манер, но то, что хорошо в седле на полдороге из Легниц в Старицы, неуместно за панским столом. Да и руки девочка старалась держать в чистоте… В придачу, пан начинал громко чавкать и рыгать, одновременно читая Ядвиге лекции о правилах хорошего тона. Иногда это веселило, но чаще…
Больше ужинов девочка не любила только завтраки и обеды. Похмельный Лех был еще хуже пьяного, а днем считал необходимым вникнуть в текущие дела и дать необходимые указания. Поскольку время «вникания» пан Качиньский обедами с дочкой и ограничивал, ценность указаний была на необычайно высоком уровне.
Потому Ядвига предпочитала принимать пищу в более комфортных условиях: на кухне или полевом привале. На худой конец — в том самом седле на той самой половине пути.
В последнее время ситуация резко изменилась. Завербованный «отец» тоже не блистал безупречными манерами и вечно путал вилки для мяса и рыбы. Но руки иногда мыл, до свинского состояния не нажирался и беседы вел куда более интересные. В конце концов, не всё же дела решать в кабинете, сидя на столе в позе черсидского мудреца! За едой тоже порою неплохие мысли приходят.
Появление же Ридицы и вовсе превратило трапезы в интереснейшие мероприятия. Мигом освоив стиль общения папы с дочкой, (точнее, дочки с папой), святая сестра с легкостью включилась в процесс взаимных подначек и розыгрышей. А поскольку этикет она знала не хуже королевских церемониймейстеров, то бедному Арнольду доставалось за каждую перепутанную вилку, не говоря уже о более серьезных просчетах. К чести пана Мариуша, дважды одну и ту же ошибку, он совершал редко. И в долгу, конечно, старался не остаться.
Ядвига старалась в перепалки вмешиваться поменьше. Слушать оказалось интереснее.
На первом же ужине, выслушав обещанную историю о «синем почесуне» и методах лечения, посмеивающаяся Ридица самым невинным тоном спросила:
— За что же вы так мэтра?
— В смысле? — не понял Арнольд. — Вы считаете, три золотых — недостаточная плата за подобное представление?
— О, нет! — улыбнулась монахиня. — Все не так просто! К оплате вопросов никаких. Но назвать члена Парисской Академии и декана медицинского факультета Берского университета «профессором из Ракова»… Это как Вас, Арнольд, поименовать кнехтом-новобранцем!
— Кого?! — хором удивились Качиньские.
— Того! — Ридица всё же расхохоталась. — Мэтр Франсуа — один из самых лучших врачей и химиков Нордвента. А театр — его маленькая слабость! Или ты думаешь, что изобрести такие краски для тела может любой артист? Да еще чтобы лекарством было пиво с сахаром! Только Хитрюга Хюбнер мог нанять Франсуа Дюпре изображать шарлатана от медицины!..
Ядвига до сих пор с удовольствием вспоминала оторопевшее лицо «папочки». Правда, девочка подозревала, что и у нее было не лучше…
А дальше — еще хлеще…
Но сегодняшний ужин был близок к провалу. Впрочем, по достаточно серьезному поводу. Пан Качиньский с утра умчался допрашивать очередного бедолагу, потерявшего «нажитые непосильным трудом богатства» и получившего за это «жалкую монетку», раза в два превышавшую стоимость «богатств».