— Да ты уже падаешь без сил. Забота о своем отряде похвальна, но я не хочу чтобы мать моих будущих детей настолько себя изматывала.
— Еще не известно, что будет хотя бы завтра, а ты уже строишь такие планы.
— Я верю в светлое будущее. И тебе советую. Идем ко мне, пока не поешь я никуда тебя не отпущу.
Он мягко взял меня за руку и настойчиво потащил за собой, не слушая никаких уговоров.
Затащив меня в свою палатку, он поставил передо мной тарелку с внушительным куском мяса, зажаренного на огне и какими-то овощами.
— Пока хоть один кусочек лежит на тарелке я тебя даже слушать не буду. Приятного аппетита.
Густо покраснев, я взялась за столовые приборы. Я и сама не заметила, насколько голодна: мясо глотала практически не жуя, а овощи ушли еще быстрее. Вскоре тарелка была абсолютно пуста и начисто вылизана.
— Спасибо…
— Лина, ты обязана хорошо питаться и я буду следить за этим. И даже не пытайся спорить с этим.
Резким порывом я обняла его.
— Арт, с благодарна тебе за все. Но… не слишком ли ты беспокоишься?
— С этим я сам разберусь.
Он нежно поцеловал меня и отпустил.
— Ты, вроде, куда-то собиралась?
— Да… До встречи…
Я улыбнулась, мне совсем не хотелось уходить и я видела, что он тоже не хотел отпускать меня. но, несмотря на это, я все же покинула палатку и пошла к себе. Звери тоже хотят есть, не имею я право наедаться пока они мучаются от голода. Я позвала ильдерса и, перекинувшись, пошла с ним к горам. Дьябло остался в лагере.
Лишь к вечеру нам улыбнулась удача: мы набрели на небольшое стадо горных козлов. Не самая лучшая добыча, их мясо ужасно пахло и оставляло сильное послевкусие, но деваться некуда. Вдвоем мы довольно быстро завалили четверых и потащили к лагерю, взвалив на себя по две туши. Это было тяжеловато даже для таких крупных «хищников» как мы, но без всякого сомнения, это наш долг. В лагере, вернув свой человеческий облик и отмывшись от грязи, я сразу отдала три туши в отряд, разделив оставшуюся, более крупную, между ильдерсом и сааршитом, после чего ушла к себе и позволила себе уснуть. Буквально через полчаса меня разбудили чтобы сообщить, что завтра лагерь снова выдвигается на поле боя. я выглянула из палатки и приказала, чтобы мясо разделили на две части. Не очень-то хочется, чтобы завтра кто-то бился на голодный желудок.
Наутро я проконтролировала чтобы все успели позавтракать и только после этого отдала приказ седлать лошадей. к бою мы всегда были готовы. Седла уже оборудованы для того, чтобы почти мгновенно надевать их и снимать легким движением, но при этом они не елозили по спинам лошадей. мне объяснили, что подпруги изготовлены из какой-то прочной зачарованной ткани, которая сама сжимается до нужных размеров и расправляется, если так нужно. Общий принцип мне не особо понятен, я это поняла как резинку, но они со временем растягиваются, а подпруги наших седел держали свою форму безупречно. Дьябло, кстати, спокойно ходил под таким седлом, обычные он не сильно любил, стараясь не дать мне надеть такое на себя. на поле мы подъехали позже всех, но зато сильные и сытые, в отличие от других отрядов, чьи командиры пытались выслужиться перед начальством и гоняли солдат днем и ночью. Ну и естественно:
— Капитан Ралина, по какому праву вы и ваш отряд так опоздали?
— Прошу прощения, генерал Хайнер. Я не сочла целесообразным выпускать на битву ослабленных и голодных бойцов.
— Почему же остальные пришли вовремя? Хотите сказать, что остальные капитаны морят голодом свои отряды?
— Никак нет! Прошу назначить мне любое наказание, которое вы сочтете нужным. Отряд опоздал по моей вине. Без моего приказа они не могли покинуть лагерь.
— Разберемся с этим.
Генерал развернул коня и уехал, а я осталась со своими людьми. Их благодарные улыбки согревали мою душу. Да, черт подери, я готова нести наказание за то, что забочусь о каждом из них. И не хочу жертвовать ни одним из них даже ради победы. Кому как, но для меня они люди. Люди, которые так же как и знать, имеют право на жизнь.
Протрубил рог, дающий сигнал к бою. Мы пришпорили скакунов и галопом двинулись вперед. Откуда-то издалека послышался вскрик, полный боли: кто-то не удержался и выпал из седла и тут же был растоптан копытами. Вот до чего доводит наплевательское отношение капитанов к своим отрядам! Одними из первых мы прорезали вражеские ряды, выбивая их из седла и топча копытами лошадей. В такой свалке я не рисковала перекидываться — растопчут на месте и фамилии не спросят. Дроу, к слову, не выглядели изнуренными. Еду, скорее всего, они забирали из захваченных деревень. им было абсолютно наплевать на то, как будут жить люди. Да и спали вряд ли на холодной земле, а может быть и привыкли к такому образу жизни. Мой сааршит нетерпеливо грыз удила, демон просил больше воли, но при всем желании я не могла ему дать это.
Я не знаю как, не знаю какими силами, но нам удалось оттеснить вражеские отряды назад и обратить их в бегство. но, едва я выпрямилась в седле чтобы поздравить отряд с победой, как в мой доспех что-то ударилось, заставив меня покачнуться и пробив металл. Я не сразу поняла что произошло, но я почуяла запах крови, в глазах начало темнеть, а когда я посмотрела вниз, то обнаружила, что из груди у меня торчала стрела. Лишь магия сааршита не давала мне сейчас упасть. Откуда-то из-за тумана я слышала отдаленный крик:
— Лекаря! Быстрее!
Глава 6
Артсиаль
Когда мне доложили, что Лина в госпитале у меня клинок выпал из рук. Не спрашивая ничего более я сразу рванул к ней. Лекарь не хотел меня пропускать, но из-за его плеча мне открывалась ужасающая картина: девушка вся перемотанная кровавыми бинтами лежала на кровати без сознания. Даже ее волчья регенерация не могла справиться с этой раной.
— Что с ней?
Мой голос дрожит. Я понимаю, не переживу если что-то случится с ней, моим даром судьбы, моей ак’хиас. Лекарь отслеживает мой взгляд и тихо отвечает:
— Стрела пробила легкое, едва не задев сердце, но обошлось.
— Почему ее регенерация не справляется?
— Все дело в составе металла наконечника стрелы. Сплав нескольких металлов, в том числе и серебра, и дополнительная добавка. Эта рана плохо поддается регенерации. Но девушка жить будет.
От сердца отлегло. Даже несмотря на то, что она сейчас лежит без сознания и в крови, пусть, только бы жила. Ради этого я сделаю что угодно. Отодвинув лекаря и не обращая внимания на его возмущения, я подошел к Ралине. Немного побледнела, глаза чуть приоткрыты, как если бы она смотрела сквозь ресницы, слабое дыхание. И внезапно ее губы шевелятся и одним выдохом она проговорила мое имя.
— Я здесь, волчонок. Я с тобой, все будет хорошо.