Гибрида
Не собран полнолунный мед,
И ждут серебряные клады
Хрустальных пчел, и водомет
Венчальным веером цветет,
И светлым ветром реют хлады,
А ты в иные серебра
Скользишь селеньями Селены,
Забыв у томного шатра
Протянутый в твое вчера
Мой гиацинт, мой цвет нетленный.
И вновь из дальнего ручья,
Рожденная в напрасном слове,
Приподымаешься – ничья! –
Возлить трилистник лезвия,
Луннеющего наготове.
Обетование
Еще не день, но ты – растаяв –
Из тени в тень, из плена в плен,
Кружишь полями горностаев
Над черными плечами стен.
Ни воздыханий, ни погони:
Не полюбив печальный хор,
Паду ли в дольние ладони,
Опальный гиацинтофор?
Слабеют знаки Люцифера,
Траву колышут голоса,
И на земле твой перстень, Вера,
Блестит, как божия роса…
Полдень
Из двух цветочных половин
Я выбрал царствие пчелиной
И – как Адам в кругу – один
Замкнут созревшею долиной.
О, полурай, где нежный шаг
Еще не источает ковы,
Где ангелоподобный враг
Хранит мой облик лепестковый!
Слегка согбенное дитя,
Приникшее к благоуханным
Оградам, падай, очертя
Чело моим венком медвяным.
Исполнение
Прозрачны знои, сухи туки,
И овен явленный прият.
Сквозь облак яблоневый руки
Твои белеют и томят.
Кипящий меч из синей пыли
Погас у врат – и день прошел:
Ладони книзу, склоном лилий
Ты, словно в сердце, сходишь в дол.
Цветоносец в опале
Предчувствие
Расплещутся долгие стены,
И вдруг, отрезвившись от роз,
Крылатый и благословенный
Пленитель жемчужных стрекоз,
Я стану тяжелым и темным,
Каким ты не знала меня,
И не догадаюсь, о чем нам
Увядшее золото дня
Так тускло и медленно блещет,
И не догадаюсь, зачем
В густеющем воздухе резче
Над садом очертится шлем, –
И только в изгнанье поэта
Возникнет и ложе твое,
И в розы печального лета
Архангел струящий копье.
Июль
В небе – бездыханные виолы,
На цветах – запекшаяся кровь:
О, июль, тревожный и тяжелый,
Как моя молчащая любовь!
Кто раздавит согнутым коленом
Пламенную голову быка?
И, презрев меня, ты реешь тленом,
Тонким воздыханием песка –
В строго-многоярусные строи
Зноем опаляемых святых, –
И за малым облаком перо, и
Светлый враг в покровах золотых!
Аллея лир
И вновь – излюбленные латы
Излучены в густой сапфир –
В конце твоей аллеи, сжатой
Рядами узкогорлых лир…
И вновь – твои часы о небе
И вайи и пресветлый клир,
Предавшая единый жребий
И стебли лебединых лир…
И вновь – кипящий златом гравий
И в просинях дрожащий мир –
И ты восходишь к нежной славе
От задыхающихся лир!
Форли
За рубежом – теченье ясных лат:
Склонись в затон, живой одними нами…
Надолго ли мы включены в закат
И тонкими владеем именами?
Надолго ли? – О нет, окаменей,
Во мраморе зарозовей над миром
Плывущих слов и вероломных дней,
Опоена закатным эликсиром.
Ты улыбнулась – мы обручены
До первого жемчужного укола:
Разводы влаги – кольца тишины,
И облако – твоя романьуола…
Фосфены
Сентябрь
Александре Экстер
Воспоминанья стольких маев
(Мы жили маями!)
Кольцо твоих последних уст
(Не будет этих легких уст!)
Они уйдут с лица, растаяв
(Они уже почти растаяли!).
О, золото сентябрьских узд,
Неверных узд!
Предательский сентябрь! Нефритом
Волнуется мое окно,
И каменеет недопитым –
В стаканах – тяжкое вино…
И все настойчивей и пристальней
Мечи вина,
Тяжелые мечи вина,
И пристальней из-за окна
Встревоженные мачты пристаней.
– Ах, я должна…
– Останься, сжалься… –
Волна окна…
Волна нефритового вальса…
Унесена… унесена ты
Нефритовым вином окна…
Сентябрь проклятый!
Соседи
В сиреневом лете, в сиреневом дыме –
Я вижу! я вижу! – соседи
(В просвете прошедшая леди
Была в диадиме)
Возносят бокалы.
Но я ли, усталый
От этой расплаты,
Приму их увядшие крылья
И каждый горбатый
Язык воскового вина?
Я знаю, что каждая леди
Уже в диадиме;
Ей снится: в сиреневом дыме
Она возноситься должна.
И мне ли – сухие копытца
По лестнице? Мальчик глядится
В таблицу из меди,
Коричневый, широкоскулый,
В измятом венке бересклета:
Как плещется круглое пламя!
Как множатся трубные гулы
Иного, широкого лета!
Но никнут всё ниже крылами
Соседи – и только одна,
Высокая, в узкой одежде,
Рукой, удлинившейся в стебель,
Рукой, расцветающей в небе,
Возносит, как прежде, как прежде,
Бокал воскового вина!