Перчатки.
Несмотря на конец октября, день выдался солнечным и удивительно безветренным. Большая часть людей в толпе стояли с непокрытой головой и без плащей, и вовсе не из-за почтения к Валлариксу. Перчатки в данном случае казались совершенно лишней частью гардероба, еще более заметной от того, что ни у кого больше из стоявших у колонн вельмож их не было.
Ирем спросил себя, что это может значить.
— Дальше я должен идти один, — решительно сказал Валларикс, жестом приказывая спутнику остановиться. Рыцарь смотрел ему в спину и гадал, почему на душе у него так тревожно и так скверно.
А потом он вспомнил то, что слышал об аварских отравителях. Искусство тихого убийства у аварцев достигало небывалой высоты — они пропитывали ядами одежду или простыни, использовали надушенные письма и отравленные свечи, но особенно любили украшения, способные как будто бы случайно оцарапать кожу жертвы, так что через крошечную ранку в кровь попадал сильнейший яд.
— Стойте, милорд! — выкрикнул Ирем.
В торжественной тишине, повисшей над площадью в тот момент, когда Валларикс начал подниматься по ступеням, его голос показался резким, как удар хлыста. Ирему померещилось, что все столпившиеся у помоста горожане разом уставились на него. Впрочем, скорее всего, так оно и было.
Но раздумывать над этим было уже некогда — как, впрочем, и заботиться о соблюдении приличий. Оттолкнув с дороги попытавшегося ему помешать гвардейца, Ирем в несколько прыжков взлетел по лестнице наверх и, миновав ошеломленного Вальдера, оказался лицом к лицу с лордом Эвереттом.
— Снимите перчатки, монсеньор, — потребовал он.
— Что?.. Что? — пробормотал светловолосый Миэльрикс. Это вполне можно было списать на потрясение, поскольку повод изумляться у мессера Эверетта, несомненно, был. Но в тот момент сэр Ирем был склонен рассматривать эту растерянность как лишнее свидетельство дурного умысла.
— Вы что, оглохли, монсеньор? — осведомился он, не обращая ни малейшего внимания на воцарившуюся вокруг тишину и напряжение, из-за которого сам воздух вокруг них казался сгустившимся и неподвижным, как перед большой грозой. Сэр Ирем понимал, что, если Эверетт ни в чем не виноват, даже старинной дружбы с Валлариксом будет недостаточно, чтобы исправить его вопиющее, скандальное вмешательство в ход коронации. Но рыцарь был готов поклясться в том, что не ошибся. — Я сказал — снимите с рук перчатки! Или есть какая-то причина, по которой вам не хочется брать эту корону голыми руками?..
— Да кто вы такой?! И по какому праву здесь командуете?.. — возмутился Эверетт. Однако Ирем обратил внимание, что от его последних слов скулы у Миэльрикса побелели, сделавшись почти такого же оттенка, как и его праздничный колет. — Мой принц! Кто этот выскочка и почему он позволяет себе оскорблять ваших ближайших родичей?..
Лорд Ирем опасался, что Валларикс примет сторону своего родственника, но принц молчал, переводя взгляд с Ирема на Миэльрикса — и обратно.
— Объяснитесь, мессер Ирем, — произнес он, наконец. — В чем вы обвиняете моего дядю?
— В государственной измене. В Каларии многие считали, что ваш отец умер от яда. Я не вижу никакой причины, по которой монсеньор Миэльрикс не может взять эту корону в руки, если она не отравлена.
— Этот человек рехнулся! — громыхнул лорд Эверетт. — Вы что, верите в то, что он тут нес?
— Конечно, нет, — успокоительно заметил Валларикс. — Но, полагаю, это недоразумение будет очень легко уладить. Снимите перчатки. Как только мы убедимся, что в этой короне нет никакого вреда, сэр Ирем принесет вам положенные извинения.
— За такое одних извинений будет маловато! — процедил лорд Эверетт. Сэр Ирем обратил внимание, что дядя Валларикса беспокойно озирается, как будто бы ищет кого-нибудь в толпе. Он локтем прижал корону к груди и начал стягивать перчатки. Медленно. Ирем подумал, что успел бы десять раз переодеться, пока Эверетт стянул одну перчатку и принялся за другую. Про себя рыцарь отметил, что ни один из стоявших сзади близнецов не сделал ни единого движения, чтобы помочь ему и подержать корону. Зато лица у обоих Миэльриксов стали белыми, как соль.
Взгляд лорда Эверетта, устремленный на толпу, выражал откровенное отчаяние. На что бы он ни надеялся, было похоже, что его надежда оказалась тщетной.
Вслед за левой он стянул и правую перчатку, мельком оглянулся на своих кузенов — а потом внезапно сделал судорожный вдох, схватил корону Кметрикса обеими руками и надел ее себе на голову.
Валларикс ахнул. Когда Ирем вспоминал этот момент, ему всегда казалось, что дальнейшие события заняли меньше двух секунд. Лорд Эверетт нелепо пошатнулся, рухнул на колени и, мотая головой, попробовал сорвать с себя корону. Проще было бы снять с топорища боевой топор — казалось, что тяжелый обруч намертво пристал к его голове. А потом изо рта Миэльрикса неожиданно вырвался крик. Или, точнее, вопль, от которого даже у сэра Ирема, не отличавшегося впечатлительностью, по спине прошел озноб.
Похоже, это все-таки не яд, — подумал он. — Это гораздо хуже… как и говорил Далланис.
Император бросился к упавшему, но Ирем вовремя заградил ему дорогу, не позволив подойти к скорчившемуся на помосте Эверетту. Миэльрикс пиявкой извивался на камнях и выл так, как будто бы корона на его голове была сделана из раскаленного железа. Прямо возле возвышения пронзительно и тонко завизжала женщина.
— Стража, ко мне! — скомандовал сэр Ирем, напрочь позабыв, что он не в Такии, и рядом нет людей, которыми он вправе был распоряжаться. — Оцепить помост и арку Трех колонн. Не подпускать никого ближе, чем на пятьдесят шагов.
На удивление, не только городские стражники, но даже «синие плащи» не усомнились в его праве отдавать приказы, и пару минут спустя все возвышение было оцеплено орденскими гвардейцами. Единственным, кого сэр Ирем велел пропустить за оцепление, был магик из Совета Ста.
— Что c Эвереттом? — спросил Валларикс, как будто остальное не имело ни малейшего значения.
— Магия, — коротко отозвался Ирем.
Магия, в которую я никогда не верил, уточнил он про себя. Охотнее всего Ирем не верил бы в нее даже теперь, но выбора у него не было.
Магистр из Совета Ста подошел к Эверетту, несколько секунд смотрел на него сверху вниз, а потом отошел, брезгливо подобрав свой плащ.
— Мэтр, вы можете предположить, кто это сделал? — спросил Ирем.
— Пока еще рано что-то утверждать наверняка… — начал магистр, но Валларикс перебил его.
— Мы можем ему чем-нибудь помочь?
Рыцарь не сразу понял, что он говорит об умирающем.
«А стоит ли?» — чуть было не спросил у будущего короля сэр Ирем. Но сдержался и ответил:
— Нет, мой лорд. Эта корона проклята. Ему конец.
Глаза Валларикса решительно сверкнули.
— Ладно. Тогда дай мне меч.
— Зачем, мой лорд?..
— Меч, Ирем!
На этот раз голос Вальдера звучал так, что Ирему осталось только вытащить из ножен меч и протянуть ему. Валларикс подошел к катавшемуся по земле мужчине и нанес один-единственный удар. Тело еще раз конвульсивно дернулось — и, наконец, застыло. Лорд Ирем пожалел о том, что он не догадался добить Эверетта еще раньше. Негоже будущему правителю пачкаться чужой кровью в день собственной коронации, тем более из-за такого выродка, как этот Миэльрикс, — подумал калариец про себя. Сам он на месте импертора и пальцем бы не шевельнул, чтобы облегчить участь этого предателя. И все же он почти гордился Валлариксом.
На следующий день, когда воспоминания о злополучной коронации уже слегка поблекли, и Валларикс перестал страдальчески кривиться при любом упоминании о ней, сэр Ирем рискнул заговорить с ним о том, что произошло в Нижнем городе.
— Согласен, покушение на короля вещь не такая уж и редкая. Насколько мне известно, у аварцев это даже стало признанной традицией… Но почему тебя пытались устранить таким нелепым способом?
Валларикс поморщился.
— Он не такой уж и нелепый, Ирем. Есть поверье, что в тот день, когда короной Кметрикса попробует короноваться самозванец, он погибнет страшной смертью. Правда, что это за смерть, нигде не сказано, но, если бы я надел на себя Корону Кметрикса, а потом начал бы кататься по земле и умер в страшных муках, многие сказали бы, что я был незаконным королем, который отобрал престол у своего родного брата.