А все же хорошо, что Лэн остался в лагере. Он бы наверняка стал отговаривать «дан-Энрикса» от того, что он назвал бы очередной самоубийственной затеей побратима. Лэну постоянно кажется, что лучший друг рискует без нужды, просто ради глупого бахвальства, чтобы, возвратившись в лагерь, лишний раз утереть нос мессеру Лориану. Крикс лениво улыбнулся. У сеньора Эккерта при виде Меченого вправду делается такой вид, как будто кто-то плюнул ему в кашу, и это, конечно, удивительно забавно, но все-таки Лэн напрасно думает, что Крикс мог пойти на лишний риск ради такого мелочного удовольствия. На деле все гораздо проще. Меченый был абсолютно убежден, что в его плане нет какого-то особенного риска. Если на том берегу действительно находятся дозоры Дарнторна, то они его просто не заметят. Они никогда и ничего не замечают…
Крикс невольно усмехнулся своим мыслям. Теперь он отчасти понимал самоуверенность, с которой когда-то вели себя Лис и Шестипалый, занимавшие в отряде Астера примерно то же положение, что сам «дан-Энрикс» — в Серой сотне. Когда ты обнаруживаешь, как на самом деле просто оставаться незамеченным — помимо воли тянет отнестись к своим противникам с этаким снисходительным пренебрежением. А уж если тебе постоянно поручают самые серьезные, почти невыполнимые дела, а после возвращения открыто восхищаются твой удачливостью и отменной ловкостью — впору поверить в то, что ты действительно бессмертен.
Крикс приподнялся на локте, прищурился и посмотрел в просвет между деревьев на сверкавшую на солнце реку. Шельда была широка, и течение на середине реки быстро сносило пловца вниз, но Крикса это не пугало. Если уж он сумел переплыть на тот берег в первых числах марта, когда вода была холодной и тяжелой, как свинец, а на поверхности плавали куски острого льда, то сейчас справится тем более. Пожалуй, подобное купание даже можно считать приятным. Лето выдалось на редкость жарким, так что вода должна быть теплой, как парное молоко.
Но плыть на противоположный берег можно только ночью, а вот чем занять себя до этого? Заснуть ему так и не удалось, так не проехаться ли вверх по течению? Судя по карте, там даже должна быть пара деревень.
Крикс отвязал лошадь и принялся оседлывать ее. Рыжая кобыла косила на хозяина блестящим темным глазом. Рука энонийца сама потянулась погладить темно-медную, лоснящуюся шкуру, но «дан-Энрикс» удержался. Он не мог отделаться от ощущения, что ласкать какую-то другую лошадь, а тем более — беседовать с ней так же, как когда-то с Фэйро, было бы сродни предательству. Нелепая идея, но ничего поделать с собой Крикс не мог. Когда Тойн привел его на конюшню и показал эту полукровку — остроухую и тонконогую, напоминавшую охотничью лошадь какого-то столичного аристократа — он по справедливости рассчитывал, что Меченый придет в восторг. В конце концов, мало кто в Серой сотне мог похвастаться такой же лошадью. Но Крикс остался безучастен. Он даже не помнил кличку, которую назвал ему Гилберт. Это не имело ни малейшего значения. На свете существовал только Фэйро и «все остальные лошади». И рыжая была из этих, остальных.
Деревня, до которой Меченый добрался к полудню, оказалась больше, чем «дан-Энрикс» полагал в начале — наверное, дворов на двадцать или даже тридцать. И в отличие от большинства таких же деревень в охваченной войной провинции, эта выглядела вполне благополучной. Если напрячь память, то в Заречье люди тоже как-то привыкали жить в условиях не прекращавшейся войны. Но Криксу совершенно не хотелось бы узнать, чего это им стоило.
Крикс остановил лошадь у крыльца корчмы, стоявшей на краю деревни. От запаха только что испеченного хлеба у энонийца заурчало в животе. Прежде, чем спешиться, он огляделся. Улица была пуста, если не принимать в расчет возившихся в пыли мальчишек, еще одного парня, оседлавшего забор, и девушки в залатанном, не слишком чистом платье, которая шла навстречу Риксу. Что-то в ее облике показалось энонийцу странным, но, поскольку девушка явно не представляла никакой опасности, раздумывать об этом он не стал, а просто соскользнул с седла и стал привязывать кобылу у трактирной коновязи.
Сидевший на заборе парень внезапно громко засвистел, а потом запустил в оборванную девушку огрызком яблока, которое он только что жевал.
— Солдатская подстилка! — крикнул он.
По-видимому, это должно было послужить сигналом остальным. Во всяком случае, мальчишки, до этого шатавшиеся в сторонке, бросились к глубокой луже на краю дороги, и стали бросаться жирной грязью в бегущую девушку. Их предводитель тоже соскочил с забора и метнулся к луже почти одновременно с остальными, но, к своему несчастью, не заметил бросившегося ему наперерез «дан-Энрикса». Крикс без лишних церемоний пнул присевшего на корточки «метателя» под зад, и тот по-поросячьи ткнулся носом в лужу, неуклюже растянувшись на земле. Тройка его друзей правильно оценила положение и бросилась бежать. Когда их предводитель попытался встать, «дан-Энрикс» поймал его за ухо и резко потянул наверх, не дожидаясь, пока его пленник встанет сам. Он с удовольствием отметил, что охотничий азарт на лице мальчишки сменился страхом и злостью, а волосы, лоб и щеки густо вымазаны грязью.
То ли они и правда подняли какой-то шум, то ли дело было в безошибочном чутье на необычные события, однако из трактира тут же выглянула невысокая, полная женщина с полотенцем, перекинутым через плечо. Крикс подумал, что ее глазам, наверное, предстала довольно странная картина — убегающая девушка, улепетывающие в противоположном направлении мальчишки и, в довершение всего, он сам, стиснувший ухо вымазанного грязью пленника.
Явно не желая потерять лицо перед товарищами, остановившимися на безопасном расстоянии от энонийца, пойманный «дан-Энриксом» мальчишка извивался, как пиявка, и пытался лягнуть разведчика ногой. Меченый почувствовал, что с большим удовольствием искупал бы его в луже еще раз.
— Если не угомонишься, то я сейчас срежу палку и отлуплю тебя прямо на глазах у всех твоих дружков, — пообещал он мальчишке.
То ли тот совершенно выдохся, то ли — скорее — оценил угрозу по достоинству, однако отбиваться парень перестал. Крикс посмотрел в ту сторону, где исчезла девчонка.
— Какого Хегга вы кидались в нее грязью?
— Потому что она шлюха! — вякнул тот. — Она спала с солдатами, и с Вареком, и с Брамом, и даже с Лягухой…
Крикс прищурился. Если бы он в возрасте этого мальчишки выражался таким образом, Валиор бы его убил. Какая жалость, что отец этого парня, судя по всему, не видит в этом ничего особенного.
— Даже если это и так, это не ваше дело, — наставительно сказал «дан-Энрикс», выворачивая парню ухо. — Еще раз увижу, что ты в нее чем-нибудь швыряешься — получишь так, что месяц сесть не сможешь. Понял?..
— Понял, — еле слышно пробурчал мальчишка, безошибочно почувствовав, что пререкаться будет в высшей степени неумно.
Энониец отпустил его, и пленник отскочил от него, как ошпаренный. А потом, отбежав шагов на десять, яростно выкрикнул несколько угроз, сводившихся к тому, что энониец еще очень, очень пожалеет о своем поступке. А потом тут же пустился наутек, как будто Меченый и вправду собирался его догонять.
— Что это он там кричал? — презрительно спросил «дан-Энрикс».
Женщина, стоявшая в дверях трактира, откровенно рассмеялась.
— Так ведь это Рест, внук старосты. Воображает, что ему все можно…
— Ясно, — протянул «дан-Энрикс», вспомнив о Катти. Тот тоже думал, что ему все можно, а чуть что — стремглав несся жаловаться папочке. Но полностью уйти в воспоминания «дан-Энриксу» не удалось. Дразнящий запах из дверей корчмы неудержимо отвлекал его внимание. — Скажите, у вас можно купить хлеба?
— Все, что пожелаете, мессер. Заходите.
Крикс собирался уточнить, что он вовсе не рыцарь, но потом раздумал. Может, эта женщина и не считает его рыцарем, а просто, по привычке всех трактирщиков, пытается ему польстить. В столице содержатели трактиров тоже всякий раз «мессерили» недоучившихся лаконцев, чтобы те, раздувшись от сознания собственной важности, решили заказать что-нибудь подороже.