Знал, что, вопреки всем планам Олварга и лорда Дарнторна, останется в живых. Казавшаяся совершенно безнадежной битва вовсе не была проиграна. Это не поражение, а просто Волчье время — самый темный час перед рассветом. Знак того, что совсем скоро Смерть и Солнце доиграют свой тысячелетний танец до конца.
Но главное — теперь он знал, как вытащить меч Альдов из огня.
Глава VIII
Настойка твисса была теплой, с вяжущим лекарственным привкусом. Меченый сделал несколько глотков и понял, что ему больше не хочется. Так и сидел, бездумно глядя в стену, пока зазевавшийся стюард не вспомнил о своих обязанностях.
— Может быть, вина?.. — спросил слуга, поняв, что Рикс не хочет больше пить, и осторожно забирая из рук энонийца полупустой кубок.
Надо же — «вина»! Всего несколько дней назад ему давали одну кружку воды в день, и выпивать ее волей-неволей приходилось сразу, потому что в противоположном случае она довольно скоро превращалась в лед, намертво примерзая к кружке. Одну такую кружку Меченый разбил, чтобы добраться до воды, а потом получил за это дополнительную порцию плетей. Кто бы тогда сказал ему, что в том же самом Кир-Кайдэ, пусть даже несколькими этажами выше, кто-то станет интересоваться, не желает ли он выпить вина — и даже безо всякого сарказма.
В комнату заглянул один из охранявших вход гвардейцев. Увидев, что Рикса бодрствует, откинувшись на подложенные под спину подушки, стражник просветлел лицом.
— Очень удачно, что вы не спите, мейер Рикс. Магнус Бейн-Ариля, Лорио Бонаветури, хотел сказать вам пару слов.
Согласия южанина, естественно, никто не спрашивал. Мгновение спустя в спальню вошел высокий, полнотелый человек в темном камзоле, поверх которого поблескивала золотая цепь с сапфирами. Комнату мужчина пересек стремительным и легким шагом, плохо сочетавшимся с его крупной, исполненной достоинства фигурой, и остановился прямо у постели Меченого. Вошедший следом за ним Льюберт Дарнторн, наоборот, замешкался возле дверей, как будто не решаясь войти внутрь.
— Я рад, что вы пришли в себя, — сказал дородный обладатель золотой цепи, глядя на энонийца сверху вниз. — Вы помните, что с вами было?..
«Смутно» — мысленно ответил юноша. Он помнил скрежет отпираемой снаружи камеры, спорящие друг с другом голоса и чьи-то пальцы, ищущие пульс на его шее, но что случилось ДО и ПОСЛЕ этого, память пленника уже не сохранила.
Монсеньор, он жив. Но я бы рекомендовал немедленно дать ему белобородки и люцера.
Ну так дайте. Я распоряжусь, чтобы для вас достали все, что нужно. Хоть люцер, хоть жабье молоко. Мне нужно, чтобы этот человек остался жив. Во что бы то ни стало. Слышите, мэтр?..
…Монсеньор, носилки не проходят в дверь. Что делать?
Выносите на руках. Поосторожнее, Этери. Представь себе, что несешь в дом невесту.
Хороша невеста, ххе!
Щас тебе будет «хе!». Сказал же — аккуратнее, болван! Тебе только коней ковать…
Мессер, вы совершаете ошибку. Я не знаю, что наплел мой сын, но этот человек — опасный преступник… Я не потерплю…
Вы, кажется, совсем ополоумели, Дарнторн. Даже вашему сыну хватило ума понять, что в нашем положении такой заложник — это просто дар судьбы! А вы готовы пустить все псу под хвост, только бы расквитаться с Валлариксом за свои заплесневелые обиды. Пока речь идет о вашей голове, мне, в общем, все равно, но в данном случае это касается уже не только вас.
Я не желаю слушать ваши оскорбления, мессер.
Ну так не слушайте… Этери, Марко! Долго вы еще намерены возиться?..
Кажется, были и другие голоса, но кому именно они принадлежали, Рикс уже не разобрал. Но главное он помнил, и в ответ на вопрос магнуса слегка кивнул.
— Вы, должно быть, недоумеваете, что именно заставило меня пойти на ссору с лордом Сервелльдом и вытащить вас из тюрьмы?.. Это и впрямь довольно любопытная история, — приятным мягким баритоном сказал магнус — Я собирался отправиться в Кир-Кайдэ для переговоров с Родериком из Лаэра только в следующем месяце, но получил на редкость любопытное письмо. Льюберт Дарнторн писал мне, что так называемый «Меченый», о поимке которого сообщил лорд Дарнторн, на самом деле — Крикс из Энмерри, бывший оруженосец лорда Ирема. Льюберт напоминал о мнении своего дяди, лорда Бейнора Аракса Дарнторна, который считал вас внебрачным сыном императора. Молодой Дарнторн дал понять, что эти обстоятельства известны лорду Сервелльду, но он так ослеплен собственной ненавистью к династии дан-Энриксов, что не намерен оставлять вам жизнь. В конце письма Льюберт просил меня вмешаться. Мне пришлось ускорить мой отъезд как минимум на месяц, но я об этом не жалею. Я пришел сказать, что теперь вашей жизни ничего не угрожает. Лорд Дарнторн был просто вне себя, но я сказал ему, что у него полные тюрьмы мародеров и воров, и если ему непременно нужно отводить на ком-то душу, пусть займется кем-нибудь из них. А вас ему больше не получить. И кстати. С того дня, как я приехал в крепость, меня буквально преследуют истории о том, как вы сражались с людьми Сервелльда Дарнторна в Серой сотне, и о том, как вы держались на допросах. Разрешите выразить вам свое восхищение… если хотя бы половина этих слухов соответствует истине, то вы — редкий храбрец.
— А вы — подлец, — сказал «дан-Энрикс». Пока он лежал неподвижно, пленнику казалось, что он чувствует себя не так уж плохо, но стоило энонийцу приподняться или с кем-нибудь заговорить — то сразу становилось ясно, что сил у него не больше, чем у полудохлой кошки.
Магнус наклонился к изголовью, пытаясь разобрать, что сказал пленник.
— Вы подлец, мессер, — повторил энониец громче и отчетливее, с досадой отметив, что голос все равно звучит еле слышно. — Вы все знали: и про казни без суда, и про Кир-Рован, и про Олв… про этого свихнувшегося ворлока. Но вам было плевать. Так что не ждите благодарности за то, что вы избавили меня от Музыканта с Понсом… Альды мне свидетели: я ничем вам не обязан. Будь я просто Меченым, вы бы палец о палец не ударили, чтобы меня спасти. В Кир-Роване замучили несколько сотен человек, но ни один из них не был внебрачным сыном Валларикса — так зачем вам было вмешиваться, верно?.. — Крикс смотрел на Лорио недобрым взглядом.
Пленнику очень хотелось бы, чтобы этот человек, с его густым и сочным голосом и раздражающе-холеным видом, почувствовал себя оскорбленным, но увы — на лице Лорио не дрогнул ни единый мускул.
— Я вижу, что вы еще не вполне оправились после того, что вам пришлось перенести в плену у лорда Сервелльда, — сказал он мягко. — Мне сказали, что вам стало лучше, но теперь я вижу, что не следовало беспокоить вас так рано. Вам нужен покой… покой и отдых. Мы поговорим потом. Я ухожу.
«Катитесь ко всем фэйрам» — согласился энониец про себя.
— Разрешите мне остаться с Риксом, монсеньор, — встрепенулся Льюберт, до этой минуты молча переминавшийся с ноги на ногу у двери комнаты.
Лорио нахмурился и покосился на Дарнторна, словно только сейчас вспомнил о его присутствии.
— Мейер Рикс неважно себя чувствует. Впрочем, если ваше общество не будет ему в тягость…
Магнус вопросительно взглянул на пленника.
— Не будет, — без особенной охоты сказал Крикс.
Если верить магнусу — а никаких причин не верить ему в этом отношении у Рикса не было — Дарнторн спас ему жизнь. Если Льюберту почему-то хочется остаться здесь — то это его право. Хотя ничего особо интересного он не увидит. Крикс не сомневался в том, что полчаса спустя он уже будет крепко спать. Настойка твисса — превосходное снотворное. Раньше южанину была бы неприятна мысль, что кто-то посторонний может находиться в комнате после того, как он заснул, но теперь все изменилось. После заточения в Кир-Роване присутствие других людей действовало на Крикса успокаивающе, мешая ему возвращаться мыслями к событиям последних двух недель.
Словно сообразуясь с его пожеланиями, в комнате пленника все время кто-то был — лекарь, сиделка или же стюард из свиты магнуса, приставленный присматривать за Меченым. Считалось, что он должен выполнять всякие мелкие желания больного — принести воды, проветрить комнату, помочь добраться до поганого ведра и все такое прочее. Но Крикс был убежден, что на самом деле этому парню с пепельными волосами и сонным невыразительным лицом поручено за ним шпионить. Криксу самому случалось выполнять для лорда Аденора поручения подобного характера, поэтому он не сомневался, что и сам белоголовый, и сменявшая его сиделка бегают отчитываться к магнусу. Вот только пересказывать им было нечего. Наблюдение за человеком, который едва способен сесть в постели, дело скучное, и большую часть времени сиделка вышивала, а пепельноволосый зевал с закрытым ртом и чистил ногти острой щепочкой.