Кто знает?..
В любом случае Грефлин, который среди прочего арендует и этот приходской лес, должен заботиться о дороге к церкви, — Рафаэль решил, как можно скорее обратить на это его внимание — ведь без дороги ничего предпринять невозможно.
Будет очень трудно убедить кого-нибудь из жителей Врбье пробираться по такой дороге на спевки, скорее всего, они даже в рождественский вечер не придут в церковь.
Потягивая жганье из бутылки, которую, отправляясь в дорогу, Рафаэль тайком сунул в карман, он решил, что сам попробует договориться с Грефлином — может, тот согласится; с этим, безусловно, не терпящим отлагательства делом вряд ли стоит обращаться к декану.
Потом Рафаэлю показалось, так, на ходу, что где-то время от времени раздаётся звон. Очень далеко, совсем внизу, на равнине, вполне возможно, что на болоте. Однако, когда он остановился и, затаив дыхание, ещё раз внимательно прислушался, он услышал только тихий шелест снежинок, который мягкой пеленой со всех сторон обволакивал глубокую тишину.
Даже собаки не лаяли внизу, в Врбье или где-либо в другом месте… Даже если на деревья или склон горы налетал ветер, вокруг всё равно господствовала тишина, а когда он вновь решительно шагнул в снег, тишина осталась по-прежнему властной, неподвижной, точь-в-точь такой же — как издали, так и вблизи.
Внизу, на равнине, снега было больше. И ветер на чистополье задувал гораздо сильнее. Рафаэль ссутулился, поднял воротник и ускорил шаг.
III
Низкие, заметённые снегом дома в Врбье как-то нескладно теснились на краю леса — словно им было немного страшно стоять вот так, на открытом месте, и, робкие, неуверенные, они были готовы в случае опасности вновь броситься врассыпную и искать прибежища в лесу. С северной стороны равнины и неба над ней и с боковых склонов за ними медленно сгущался туман.
Из-за подгнивших заборов раздался лай собак.
То тут, то там за запотевшими окнами появлялись лица.
Пахло дымом.
Побаиваясь собак, которых не держали на цепи, Рафаэль на всякий случай шел подальше от заборов. Шагал прямо по целине. Поскольку большие, готовые к прыжку твари рычали возле заборов и были готовы перелететь через них. От их морд валил пар. А в злобном, угрожающем лае, в белой ощетиненной шерсти, в глазах и оскаленных клыках, угрожающе хватающих пустоту, было что-то дико враждебное.
Тяжесть навалилась ему на грудь. Его бросало в жар от неодолимой боязни, что одна из этих белых зверюг запросто может перемахнуть через забор и со всей силой своей злобы накинуться на него. Никто не пытался их успокоить. Никто не появился на пороге или во дворе хотя бы одного дома. Только в окна пялились.
Прежде всего из-за этих собак он и свернул в чей-то сад, через который можно было пройти к дому Грефлина, такому же приземистому, как другие, затаившемуся на вершине склона. По правде говоря, с окраины села трудно было что-то рассмотреть из-за высоких ореховых и грушевых деревьев, закрывавших дома. Казалось, что усадьба присела среди них на корточки.
На склоне между садом и лесом рос редкий кустарник. Село осталось в котловине — и через некоторое время псы один за другим затихли.
А подъём по склону, хотя и довольно пологому, вскоре сделался напряжённым и утомительным. Резкие порывы ветра сдували рыхлый снег с многочисленных невысоких сугробов, повсюду поднимавшихся с земли, и швыряли его в лицо, за воротник, в глаза и уши, в мысли и желания… Кроме того, неглубокие ямы были заметены снежными заносами, которые, подобно скрытым ловушкам, поджидали свою жертву, и Рафаэлю очень хотелось послать свои проклятья из самой глубины души — прямо в небо, когда он, снова и снова провалившись в снег по пояс или глубже, вынужден был руками хвататься за снег, который никак не мог служить опорой. В животе Рафаэль чувствовал какую-то слабость — и постепенно ему стало казаться, что горы понемногу удаляются, что склон сам по себе увеличивается в размерах и что расстояние до усадьбы Грефлина, определённое им из сада, ошибочно; только здесь, в снежных заносах, шаг за шагом, он понимал, что раньше протяжённость этого пути коварно скрывалась от него. Всё это кошмарное и утомительное передвижение через сугробы и наносы ничуть не означало приближения к тем грецким орехам и грушам, которые он видел из сада. Путь к ним был глубоко засыпан снегом… закрыт коварно прячущимся склоном холма, одинаково густыми зарослями кустарника, а расстояние до усадьбы, находившейся на вершине склона, оставалось прежним.