- Жилы хуже мяса, - заметила я. - Мясо сытней и сочней.
Теперь уже и Селус смотрел на меня с удивлением. Сообразив, что сказала что-то не то и, может быть, даже обидела отца Идара, я замолчала и смущенно потупилась.
- А ты никак меня на суп собралась пустить, дочка? - наконец спросил мужчина и расхохотался.
До города я больше не открыла рта, опасаясь оскорбить Селуса. Они с Идаром разговаривали, а я молчала. И к чему я про мясо заговорила? Как нехорошо получилось... Но извиниться я не успела, да и не знала, как это сделать. Телега въехала в город. Сначала шла окраина: низкие и грязные домики, от которых исходил неприятный запах человеческого пота и нечистот. Скривившись, я уткнулась носом в плечо Идара.
- За въезд через парадные ворота нужно платить, - пояснил мой волк.
Я промолчала. Мне казалось, что, открой я рот, грудь тут же затопит это отвратительное зловоние. Но стиснула зубы и терпела, с тоской думая о запахе леса. Мне уже отчаянно хотелось вернуться. Вскоре грязные домики сменились на светлые дома с выбеленными стенами и соломенными крышами, а после пошли дома из красного кирпича, которые были гораздо выше и строже. Их крыша была черепичной, а высота достигала трех этажей. Имелись на них и балкончики - так назвал их Идар.
- Нам здесь сходить, отец, - обратился он к Селусу.
Волк слез первым и подал мне руку, помогая спуститься на землю, после забрал тюк со шкурами и поклонился, благодаря возницу.
- Хорошего барыша, - подмигнул Селус. - Прощевай, дочка, - со смешком попрощался он со мной, и телега покатилась дальше.
Я с любопытством вертела головой, разглядывая горожан. Только сейчас я поняла, почему так пристально разглядывал меня Селус, и почему так часто сходились на мне взгляды жителей города. Я отличалась от них абсолютно всем. Мое платье было привычным среди оборотней: свободное, напоминающее по покрою рубаху, с широким воротом, широкими рукавами. Все это позволяло быстро скинуть его для обращения. К тому же я ходила босиком. Обувь мы надевали только в холодную пору, а сейчас было уже начало лета. На мне не было никаких украшений и даже нижнего белья, какое носили человеческие женщины, но этого, конечно, никто, кроме меня и Идара, не знал. Зато стали понятны слова моего волка об одежде. Должно быть, он хотел, чтобы я, когда мы будем выходить к людям, не отличалась от них.
Идар вел меня по улице, крепко сжимая мою ладонь и поглядывая по сторонам. Я заметила, как у него приподнимается уголок губ в едва заметном оскале, когда он ловил мужской взгляд, направленный на меня. Мой волк ревновал, и это было так приятно! Я приосанилась, вскинула подбородок и уже не глядела по сторонам. Пусть мной любуются.
Идар приобнял меня, окончательно утверждая свои права. Я гордо огляделась и заметила, что не только на меня смотрят, но и на моего волка. А вот это мне совсем не понравилось. И будь это волчицы, я бы задала им трепку, но что делать с человеческими женщинами, я не знала. К тому же волчица не сунется к волку в паре, потому что он уже сделал свой выбор, и вертеть перед ним хвостом - бесполезное занятие. Но эти женщины и девушки не были волчицами, и им никто не мешал вертеть своим задом и строить глазки. Лесной Дух, дай мне терпения, или я всех перекусаю.
Идар заметил мое беспокойство и вопросительно приподнял бровь. Поймав мой угрюмый взгляд, который я переводила с одной человеческой женщины на другую, он еще крепче прижал меня к себе и весело рассмеялся. И вновь я не успела ничего сказать, потому что мы остановились перед домом, в ворота которого Идар вошел, не ожидая разрешения.
- Здравствуй, отец, - произнес мой волк, обращаясь к седому мужчине в длинном кожаном фартуке, а я окончательно запуталась.
- Идар, - зашептала я, - сколько у тебя отцов?
Волк опять приподнял брови, с удивлением глядя на меня, но вскоре рассмеялся и звонко поцеловал меня в щеку.
- Я тебе потом все объясню, - шепнул он и развернулся к седому человеку, чуть склоняя голову.
- Идар, сынок, - широко улыбнулся ему кожевенник, обнажая в улыбке почти беззубый рот.
От него неприятно пахло, и я вновь хотела уткнуться носом в своего волка, но он удержал меня за плечи. Мне вдруг пришло в голову, что бедный волчонок вынужден был терпеть все эти отвратительные запахи, когда жил здесь. «Захочешь жить...» - вспомнились мне его слова, и сердце зашлось от жалости, открывая еще больше глаза на жестокость и непримиримость волчьих стай.
- Это Айна, жена моя, - услышала я и оторвалась от своих мыслей. - Смотри, какая красавица, а ты говорил, что я век одиноким останусь.
- Лишь бы хозяйкой была хорошей, а из красоты каши не сваришь, - улыбнулся кожевенник, рассматривая меня. - Ай, и ладная, истинно хороша. Ну, здравствуй, дочка, - он протянул ко мне руки, от которых шел все тот же ужасный запах, и я тихо заскулила, пытаясь увернуться.