С каждым днем все больше крепло желание быть одной, жить самой по себе. Моя боль никуда не ушла, и имей я возможность сменить личину, выла бы от пожиравшей меня тоски. Только вот вытьем бы все и закончилось. Вздумай сейчас Идар явиться за мной, я бы рвала его и человеческими зубами - настолько велика казалась моя ненависть к предателю. Но он не приходил, и я продолжала гореть в своем огне, теперь огне боли и ненависти. И никто не мог погасить это пламя, потому что оно стало моим наказанием и проклятьем. А раз гореть мне в нем в одиночку, то и жить я хочу так же.
После того единственного раза, когда я кричала Рану, что мне никто не нужен, больше этот разговор мы не заводили. Я знала, что уйду, как только твердо встану на лапы и смогу сменить личину. Что думал Ран, я не знаю, не спрашивала. Он продолжал ухаживать за мной, раздобыл где-то платье, которое я надела на себя. Днем выносил меня из пещеры и усаживал недалеко от входа. Ночью следил за огнем, чтобы я не мерзла. Уходил на охоту, но порой возвращался ни с чем, потому что охотился в человеческой личине.
Больше всего я не понимала, почему он не меняет облик.
- Ты не можешь, и я потерплю, - ответил на мой вопрос волк.
- Но тебе же хочется!
- Тебе тоже.
Вот и весь разговор. А потом я поняла. Ран не хотел, чтобы я злилась из-за того, что не могу делать то, что может он. А я бы злилась на себя и на него. Много дней без волчьей шкуры - это тяжело. Когда истинная сущность недоступна, ты начинаешь чувствовать себя ущербным. Но я сама себя обрекла на то, чтобы мучиться без возможности обернуться. Зачем это было нужно Рану? Пусть бы я злилась, ему-то что до этого? Его жизнь не связана со мной. Если бы мы были парой, я бы поняла, а так...
- Не понимаешь? - усмехнулся он, когда я в очередной раз спросила, зачем он изводит себя. - Знаешь и не понимаешь?
- Не понимаю, - мотнула я головой. - Глупо...
- Значит, я дурак.
- Дурак, - согласилась я.
- Ну и что, - волк пожал плечами и сел заваривать мне новую травку. - Дураком тоже жить можно. Даже легче. - На его широкую улыбку я ответила мрачным взглядом и отвернулась к каменной стене.
Потом я начала передвигаться сама. Придерживаясь за стену или раскинув руки. Медленно, неуверенно, но училась ходить самостоятельно, отталкивая руку Рана. Он шел рядом, внимательно следя за каждым моим шагом. И когда я прошла от своей лежанки до поваленного дерева, на которое почти упала и перевела дыхание, Ран радостно улыбнулся:
- Молодец, волчица. Еще немного и снова побежишь быстрее ветра.
- Ох, скорей бы, - мечтательно вздохнула я.
От попытки сменить личину я удерживала себя только силой воли, понимая, что только все испорчу, если потороплюсь. Совсем не хотелось вновь испытать ту ужасную боль, когда оборот остановился на половине пути. Уж лучше потерпеть и покинуть эти места, чем снова превратиться в беспомощную калеку.
- Ран, здесь есть поблизости стая? - как-то спросила я свою няньку.
- Только наша и стая белых, - ответил он, разделывая тушку зайца. - Оборотней мало, Рыжик. Это пока живешь в поселении, кажется, что нам принадлежит весь мир. Когда мы отправились в горы, на всем нашем пути встретились всего три стаи...
- Хочу в горы, - пробормотала я.
- В горы? - Ран обернулся и посмотрел на меня.
- Здесь воздух душит, - мой голос прозвучал неожиданно глухо. - Хочу туда, где не пахнет предательством.
Ран опустил взгляд на свои окровавленные руки, но ничего не ответил. Он некоторое время молчал, а потом вернулся к прерванному занятию, и я расслышала:
- Встречу его - убью.
Ночами меня мучили кошмары. Ночь за ночью мне снился дом знахарки и оскаленная волчья пасть, готовая сомкнуться на моей шее. Я видела глаза, в которых мерцала холодная решимость порвать меня, глаза, которые когда-то не отпускали меня, следуя взглядом за каждым моим шагом, улавливая малейшее движение. И тогда я просыпалась. Раз за разом этот сон рвал душу в клочья, будто все произошло только что. Иногда я просыпалась с криком, и тогда Ран перебирался ко мне.
В такие мгновения его соседство казалось необходимым. Он согревал меня, избавлял от дрожи, сотрясавшей все тело. Иногда он уходил, когда я успокаивалась и засыпала снова, иногда оставался рядом до утра. Удивительно, но в такие ночи я больше не просыпалась. Дурной сон больше не приходил, зато я вновь видела родительское логово, наш лес, брата и своих подруг. В такие ночи я опять становилась беззаботной юной волчицей, охотившейся на бабочек. Быть может, виной тому был запах Рана, напоминавший мне о доме. Принюхавшись к запаху пещеры, я перестала его замечать, и теперь чуяла хорошо знакомый аромат тела самца, прожившего со мной всю свою жизнь в одной стае.